Василий Кисунько - Секретная зона: Исповедь генерального конструктора

…Операции К были лебединой песней системы «А». Ее списали и демонтировали, передав радиоаппаратуру для использования в учебных лабораториях военных и гражданских вузов, а крупногабаритные антенны радиолокаторов точного наведения и поныне несут мирную службу в науке в качестве радиотелескопов. Один из них - в Туркменской Академии наук - особенно дорог мне как символ нашей дружбы с туркменскими учеными. Два других - в дорогой моему сердце нэньке Украине.

Преждевременным списанием системы «А» была упущена реальная возможность продемонстрировать высокоточное наведение антиспутника на спутниковую мишень и осуществление кинетического поражения этой мишени, продемонстрированного в системе «А». С целью пропаганды этой идеи мне удалось даже эффектно показать работу системы «А» в присутствии В. Н. Челомея и Сергея Хрущева. Но все мои старания в этом плане принимались как подкоп под систему ИС и лишь усиливали у ее сторонников желание поскорее разделаться с системой «А».

Опять я вижу свору эту

и слышу лай из камыша,

когда пускаем мы ракету

над диким брегом Балхаша

В августе 1961 года Расплетин, Чижов и я подписали согласованный документ о принципах выделения ОКБ-30 из КБ-1 в самостоятельную организацию. Договорились, что после отпусков займемся подготовкой проекта постановления ЦК и Совмина по этому вопросу. Казалось бы, что подведена черта под войной решений партбюро ОКБ-30 и парткома КБ-1. Но, увы, после отпуска Расплетин и Чижов заявили, что ранее согласованный документ они считают ошибочным; выделение ОКБ-30 - это развал КБ-1. Начались новые потоки бумаг в ЦК КПСС от партбюро ОКБ-30 и парткома КБ-1, и после баталий в верхах между сторонниками и противниками самостоятельности ОКБ-30 перед Новым, 1962 годом вышло постановление о выделении из КБ-1 Особого конструкторского бюро № 30 в качестве самостоятельной головной организации по проблематике ПРО.

Весь первый квартал 1962 года ушел на разделительные процедуры, завершившиеся подписанием разделительного акта. Все эти процедуры при поддержке министерства проводились под девизом: «Голым в Африку пущу!» Из исконных производственных площадей КБ-1 ни одного квадратного метра не было выделено новой организации. Занимаемые подразделениями ОКБ-30 помещения.подлежали освобождению в оговоренные разделительным актом сроки, так что с выделением ОКБ-30 КБ-1 получило существенное приращение производственных площадей.

Из территории КБ-1 для ОКБ-30 был выделен на задворках тесный закуток, на площади которого размещался заброшенный прогнивший деревянный барак, числившийся на генплане как «строение № 42», и строительная площадка будущего лабораторно-конструкторского корпуса, куда нам по его готовности предстояло перебраться. Разрешение на строительство этого корпуса мне пришлось пробивать через три постановления ЦК и Совмина: сначала - разрешение на создание подземного (в целях радиомаскировки) стенда для отработки сверхмощных передающих СВЧ-устройств; второй раз - разрешение (в целях удешевления строительства) на создание этого стенда в виде наземного (вместо подземного) сооружения, имея в виду применение радиопоглощающих и экранирующих покрытий для радиомаскировки; третий раз - разрешение на пристройку площадью 5000 квадратных метров к стендовому корпусу.

Главная хитрость здесь заключалась в том, что так называемая «пристройка» была в двадцать раз больше (по площади), чем стендовый корпус, к которому она «пристраивалась». То есть, честно говоря, надо было сразу ставить вопрос о строительстве лабораторно-конструкторского корпуса площадью 5000 квадратных метров и стендового корпуса площадью 250 квадратных метров, но это противоречило бы существовавшему запрету на строительство в Москве производственных объектов. В обход этого запрета приходилось не раз прибегать к аналогичным уловкам по принципу «перекрестить порося в карася».

Например, упоминавшийся выше барак, числившийся как «строение № 42», был снесен, а на его месте был построен капитальный многоэтажный корпус, - и все это называлось модернизацией корпуса № 42. Короче говоря, с выделением из КБ-1 к моим обязанностям генерального конструктора прибавились чисто директорские заботы по созданию с нуля инфраструктурной базы нового предприятия. Причем в этом деле приходилось действовать в основном не с помощью министерства, а вопреки линии, задававшейся лично министром.

Нелегко было всю разрешительно-бюрократическую документацию через аппарат Мосгорисполкома и Совмина выбивать, по существу, втайне от министерства. Но дальше все зависело от выделяемых министерством средств на проектные и монтажно-строительные работы. И здесь я должен с благодарностью вспомнить замминистра по строительству Н. Г. Федорова, который с пониманием относился к нуждам вновь создаваемой организации.

Николай Григорьевич как-то доверительно сообщил мне, что при утверждении планов финансирования строительства по организациям министерства министр практически интересуется только строкой по ОКБ-30, в которой обязательно срезает предлагаемые суммы.

- Чувствуется какая-то предвзятость к вашей организации у министра. Хорошо бы вам поговорить с ним, - посоветовал мне НГ. - Постарайтесь наладить с ним отношения.

Впрочем, Николай Григорьевич не стал ждать налаживания отношений, а активно действовал в пределах своих отношений с генподрядчиком. Он звонил по телефону начальнику Главспецстроя и говорил ему примерно следующее:

- Николай Иванович, пусть вас не смущают малые суммы, указанные в титульном списке по объектам генерального конструктора Кисунько. Министерство гарантирует оплату строймонтажных работ при любом объеме перевыполнения плана, физически возможном для ваших строителей. Гарантию могу подтвердить письменно.

Вообще надо сказать, что аппарат министерства тонко улавливал неприязненное отношение ко мне министра, но именно поэтому большинство «аппаратчиков» старалось всячески помочь мне во всех вопросах, касавшихся ОКБ-30. Постоянно по отечески, а не только по служебной обязанности помогал мне наш симпатичный «дед» - замминистра Шаршавин. Только один стукачишко из курирующего главка настрочил на меня бумагу с обвинением в «незаконном» строительстве складских помещений и автобазы, и мне пришлось помыкаться в Мосгорисполкоме, чтобы получить разрешение на строительство этих объектов.

Однако главные направления интриг против меня находились не в хозяйственной, а в научно-технической сфере. Они были нацелены на то, чтобы соблазнить военного заказчика на якобы более перспективные, более прогрессивные и более экономичные варианты построения ПРО, чем то, что отрабатывалось в ОКБ-30.