Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6277 ( № 22 2010)

Это вступление к теме напрашивается потому, что речь в статье пойдёт о странностях новых «веяний» – попытках подтянуть историю литературы к нынешним идеям спекулятивного либерализма, равно как и не менее спекулятивного антилиберализма. И примеры тому тут не единичны.

В 2001 г. вышел том «В. Короленко. Дневник 1917–1921. Письма» с чудовищно искажённым образом благороднейшего писателя, где взгляды Короленко беззастенчиво «редактировались» в комментариях и послесловии составителя В.И. Лосева. В результате мы почти физически ощущали судороги ненависти к революции самого Лосева, но при чём здесь был Короленко – так и не поняли… А между тем моя мама, полтавская учительница, знавшая Владимира Галактионовича лично, рассказывала мне, что он дважды спас моего отца от тюрьмы – сначала петлюровской, а затем – большевистской. И оба раза – не погрешив против своих гуманистических принципов. Значит, принципы эти были далеки от примитивности лосевских представлений о сущности революции и её процессов.

Нечто подобное случаю с Короленко произошло и с Н.С. Тихоновым, видным представителем эпохи, которая началась с Октябрьской революции, чьи глашатаи сегодня бездумно и чохом приравнены к слугам тоталитаризма, а их произведения читаются порой с натужно разоблачительным пафосом.

Итак, раскроем два тома: Н. Тихонов «Перекрёсток утопий», издательство «Новый ключ», 2002; Н. Тихонов «Из могилы стола», издательство им. Сабашниковых, 2005.

Да, работа публикатора И. Чепик-Юреневой, открывшей в архиве поэта большой пласт неизвестных стихов Тихонова, несколько скорректирует наше представление о нём лишь как о несгибаемом певце подвига.

Отдельные стихи «Из могилы стола» увидели свет только в 1985 году в сборнике «Как песня молодой» и в «Дне поэзии» (1986). Первой ласточкой можно считать в этом смысле стихотворение «Перекрёсток утопий» в цикле «Из ранних стихов» («Юность», 1957). Потом наступил большой перерыв, почти 30 лет к читателю не выходил полный Тихонов.

Что же найдём мы в двух последних сборниках? Большой массив ранних стихов, циклы, названия которых принадлежат поэту: «Стихи космических взрывов», «Ferrum – железный век», «На перекрёстке моровских утопий», «Из могилы стола» и др. Это написано в 1912–1922 годы. Составитель включил в книги и прозу: заметки о творчестве, воспоминания, письма, дневниковые записи (1910–1977). Впервые знакомимся мы со многими письмами Антокольскому, Эренбургу, Лунцу, Фадееву, Светлову, Шагинян и др. В эпистолярном наследии Тихонова отразилась его творческая манера. Здесь нет пастернаковской исповедальности, когда забывается адресат и даётся воля самовыражению. Письма Тихонова кратки, суховаты, деловиты. Но сухость эта сродни сухости пороха. Сдержанность не может скрыть заботы, соучастия, готовности помочь, душевной теплоты.

Таким был Тихонов и в личном общении. Я был знаком с ним, но виделся всего несколько раз. Запомнился его рассказ о К. Кулиеве, в судьбе которого Тихонов принимал участие самое активное. Кулиев был отозван с Южного фронта в 1942 году. Балкарцев как «нацию изменников» Сталин велел выслать с родной земли. Зная, что в жилах Кайсына была и кабардинская кровь, Тихонов пытался оставить поэта в Москве. Но Кулиев отказался писать просьбу об этом и отправился в Киргизию, где разделил судьбу своего народа.

Помню и поддержку моей книги о Р. Гамзатове, высокую оценку рукописи Тихоновым. Не забываю и то, что именно он предложил мне стать составителем советской части пятитомника «Поэзия Европы» – уникального издания, выпущенного на главных языках старого континента к Мадридской встрече в верхах в 1977 году.

Запомнился вечер в доме поэта (в знаменитом Доме на набережной), когда во время беседы Тихонов с грустью спросил меня, почему я включаю в свои антологии советской поэзии только стихи из «Орды» и «Браги» – разве после 20-х годов он ничего достойного не написал?.. Я, помнится, сослался на грузинский цикл («Я прошёл над Алазанью…»). «Да, – вздохнул Тихонов, – но это 30-е годы».

Мне кажется, поэт понимал, что останется в поэзии именно стихами «Орды» и «Браги», и это тяжело переживалось им, так же как Светловым – постоянное упоминание легендарной «Каховки»… И тот и другой оставили немало добротных стихов и в последующие годы, но в них уже не было открытий.

Что же показали нам в архиве поэта?

Цикл «Из могилы стола» открывало стихотворение о… душе.

Душе возвращены лица,

Которым возврата нет,

Как зверь убитый ложится

Она на забытый след.

Само обращение к «душе» было в те годы «странностью». Неслучайно, что и И. Сельвинский вспомнил о ней только в конце 50-х. Нетрудно представить, почему в «могиле стола» оставались стихи «Памяти Гумилёва» или другие, ему же посвящённые, как и посвящённые Мандельштаму. …Стихотворение о душе кончалось афористически: «Но в звериной шкуре мне душно, в человеческой – холодно мне». Не самый убедительный финал для автора волевых, императивных баллад хрестоматийного ряда, которые у нас на слуху – там верховодят чувства долга и дисциплины. «Я – один» – таков финал «Нового Прометея». И это – в буче, боевой, кипучей!

В другом случае двусмысленно звучат строки о будущем (революции?): «Хоть и это может быть ложь, но закрыты пути назад». И Гражданская война выглядит далеко не такою, к какой мы привыкли: «Вместе с кожей срезать погон, иль на лбу выжигать звезду». Слишком реалистично и «объективно» для тех односторонне категорических лет.

Предвестьем 1937 года воспринимаются эти строки:

Далёкая вдруг прозвучит труба,

Мужья встают,

бледнеют жёны в страхе,

И дети знают, что зовёт борьба

Сейчас отцов, а завтра их – на плахи.

Неожиданна для «старого» Тихонова и эта раздвоенность сознания: «Положил меня доскою пильщик, надвое палач перепилил».

Первоначально, оказывается, «Брагу» начинало стихотворение, где есть такие строки:

Пылай заря не моего исхода,

Лети звезда не моего пути,

Я сын земли родного мне народа

И не могу дорог к нему найти.

В конце концов дорога была найдена. Но остались рубцы на душе: «я вычёркивал строки», признаётся поэт в стихотворении «Кочевье». На бумаге «вычёркивать» сомнения было, конечно, легче, чем в жизни…

В «Красном журнале для всех» в 1923 году Тихонов печатает стихотворение «Запад» о «новом Цезаре» «уже под выведенной датой». Интересно, что даже в 1981 году в избранном Библиотеки поэта ему не нашлось места, хотя аллюзия с «новым Цезарем», казалось бы, потеряла актуальность ещё в 1953-м.

Странно и то, что прекрасное стихотворение «Когда я бросил первый раз…» нашло себе место в печати лишь в 1985 году, уже после смерти поэта.