Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 2. Часть 4

Теперь я сказал бы, что налицо некоторая аналогия: какие-то люди хотели посмотреть вместо слона на русского медведя. Каков он по внешнему виду, умеет ли держать в руках нож и вилку, сидеть за столом в обществе, как ведет себя, чавкает ли, и пр. Другие хотели послушать, что скажет Хрущев по вопросу мира и войны. Этот вопрос занимал всех, но оценивался с разных позиций. Все классы к нему небезучастны. Американцы в своем большинстве боялись войны и считали, что войной им может угрожать только Советский Союз. Мэра города Сан-Франциско я потом пригласил приехать в Советский Союз: "Приезжайте, вам будет оказано соответствующее внимание". Он приехал с женой по приглашению от Моссовета, а не туристом. Я принимал его, беседовал с ним, и мне было приятно, что он вновь держался хорошо. А тогда, в Сан-Франциско, он готовился к переизбранию, выставив свою кандидатуру на второй срок. Прием, оказанный мэром делегации Советского Союза, склонял весы в избирательной кампании в его пользу. Если мэр Лос-Анджелеса, напротив, завоевывал лишние голоса на антисоветских высказываниях, то здесь подчеркнутое уважение при приеме советской делегации, как раз наоборот, обещало дополнительные голоса избирателей. А в Москву этот грек приехал уже после переизбрания, и я его поздравил с успехом. В Сан-Франциско он специально угощал нас молочными продуктами отличного качества и сказал: "Это с моей фермы, которая занимается переработкой молока и продает молочные продукты". Все продукты и по упаковке, и по вкусовым качествам были на высоком уровне. Я похвалил их публично, и это тоже оказалось на пользу мэру, но уже как владельцу фермы: такая реклама обещала ему увеличение сбыта и прибылей.

Мэр предложил мне также посмотреть на строительство индивидуальных коттеджей. Я с удовольствием принял это предложение, и мы поехали на окраину города. Коттеджи возводились деревянные, из сборных щитов и сразу целой улицей или даже поселком. На фабрике изготовлялись конструкции, их привозили на стройку, где уже был подготовлен фундамент и закончены канализационные работы, оставалась лишь нивелировка, даже все дорожки и подъезды были сделаны. Потом ставили эти щиты, очень быстро скрепляли, и дома приобретали конечный вид. Окрашены они были нарядно и выглядели красиво. В домах разное количество комнат, в зависимости от возможностей заказчика. Но когда я осмотрел щиты вблизи, то был разочарован. "Из чего сделан заполнитель: стружки, опилки?". "Вроде того, - отвечают, - тут дешевое строительство". И мне назвали низкую цену домиков, по американским стандартам даже малую. Эти дома были похожи на финские, которые у нас приобрели известность после войны. Мы их много закупали тогда в Финляндии, рассматривая их как временное жилье. У нас от людей, живших в них, шли сплошные жалобы, что их заедают блохи. Опилки - благоприятная среда для размножения насекомых. Все, конечно, зависит от культуры содержания домов. В таких же жили финны, но блохи им не мешали. Нам же нужно было побыстрее получить жилье, хотя бы и с блохами.

Затем я опять спросил: "Сколько лет простоит этот домик? Лет 20?". "У нас покупатели так и предупреждаются; строится на 20 лет". "А что дальше?". "Ну зачем строить дом, который простоит 100 лет? Через 20 лет мы сделаем человеку по его заказу совершенно новый". Это правильно с точки зрения коммерческой, интересов фирмы. Но я знаю психологию нашего крестьянина. Она сложилась в результате бытовых и материальных возможностей. Строить на 20 лет - чистое разорение для крестьянина. Хорошо знаю Курскую губернию, откуда я родом. Пожары были частыми гостями в нашей деревне. Лес помещичий, дерево надо покупать. И когда крестьянин строил дом, он обязательно делал сруб и для него покупал осину, потому что дуб купить не мог из-за дороговизны. Сосна в наших лесах не росла, а осина была дешевая. Покупали только на нижний венец дома дубовые бревна. Если человек состоятельный, он приобретал три-четыре венца, после чего осиновая хата могла простоять 30 лет (годов, как они говорили). Американцам же предлагают: "Пожалуйста, спустя 20 лет сделаем новый". Для нас это чересчур мало. Сан-Франциско порадовал меня солидарностью рабочих. Там профсоюз докеров возглавлял прогрессивный человек, не коммунист [74] БРИДЖЕС Г. , но придерживавшийся левых взглядов и очень хорошо относившийся к Советскому Союзу. Я получил приглашение от докеров выступить на их митинге, с большим удовольствием согласился и в назначенные день и час прибыл на митинг. Народу собралось не так много. Тем не менее у меня остался чрезвычайно приятный след в памяти от встречи с докерами и от того, как меня приняли.

Открывая встречу, профсоюзный деятель произнес дружественную речь в отношении нашего народа, политики нашего государства и в мой адрес. Публика реагировала тоже весьма приветливо. Выступали докеры. Они горячо выражали нам свои симпатии. Потом выступил я с небольшой речью. Ее все принимали горячо. Переводчик переводил синхронно, и почти на каждую фразу слушатели реагировали аплодисментами. Кончился митинг, я сошел с трибуны, ко мне подбежал какой-то молодой парень, снял с меня шляпу и надел мне на голову свою парусиновую кепку (видимо, часть производственной одежды), а я надел ему на голову свою шляпу. Это вызвало смех и одобрение, народ долго аплодировал. То была самая теплая, истинно пролетарская встреча, и я остался благодарен профсоюзному лидеру. Я заранее знал о его симпатиях. Но одно дело ожидать, и другое - ощутить, когда увидишь такую теплую встречу и братские объятия. Журналисты, а их было там несколько сот человек, все это засняли на кинопленку и фотографировали. Потом митинг освещался в печати. Они вынуждены были давать правдивую информацию, хотя некоторые журналисты имеют склонность извращать факты.

Здесь такого не случилось. Потом от наших журналистов я узнал, что в Сан-Франциско находится и профсоюзный лидер рабочих автомобильной и тракторной промышленности господин Райтер [75] РАЙТЕР У. - вице-председатель объединенных Американской федерации труда и Конгресса производственных профсоюзов. Его брат (см. ниже) - В. Райтер. , известный мне по статьям в печати. Какое-то время он занимал левые позиции и входил в одну международную профсоюзную организацию вместе с представителем СССР. Потом Райтер вышел из нее и занял антисоветскую политическую позицию. Когда мне сообщили, что он хочет встретиться со мной и просит назначить время и место, я, хотя от этой встречи ничего хорошего не ожидал, захотел увидеться с ним, чтобы провести беседу. Тут сказали, что если я соглашусь, то придут еще три профсоюзных босса. Пришел также брат Райтера с кинокамерой и фотоаппаратом. Потом мы узнали, что он захватил и магнитофон. Я ничего не имел против: пожалуйста! Мы условились о месте и часе, и встреча состоялась в той гостинице, где я жил. Я хозяин, значит, и угощение мое: пиво, прохладительные напитки, соки, закуска. Райтер оказался человеком средних лет, моложе меня. Мне запомнился и сопровождавший его старик, лидер рабочих пивоваренной промышленности. Брат Райтера уселся в стороне, на краю удлиненного стола, где он записывал беседу, главным образом не в блокнот, а на ленту магнитофона, но старался, чтобы мне не было заметно.