Айрат Димиев - Классная Америка

Один маленький пример. У меня в классе во время урока громко разговаривает черная девочка. Честно говоря, это уже и не девочка вовсе. Ей 18 лет, и она должна бы быть в двенадцатом классе. Но, видимо, в прошлом году завалила несколько предметов и поэтому оставлена на второй год, теперь числится в одиннадцатом. Это говорит о том, что проблемы у нее не только с химией. В девочке 180 сантиметров роста и не меньше 100 килограммов веса, а то и все 120. Так вот, я делаю ей одно замечание, другое. Ноль внимания. После того как замечания не дают результата, я, следуя инструкциям, вывожу ее из класса — для приватной беседы в коридор, и там случайно наталкиваюсь на проходящего мимо завуча.

Завуч, видя, что начинающий учитель в нестандартной ситуации, интересуется в чем дело, я все вкратце объясняю. В ответ девочка начинает утверждать, что не делала ничего дурного. Мол, все разговаривают, и она совершенно не понимает, почему я привязался именно к ней. Это у них наиболее частая отмазка — "все разговаривали". Но я это уже проходил и потому вполне педагогично замечаю: «Бритни, мы сейчас говорим не обо всех, а конкретно о тебе. Ты должна отвечать за свои поступки». Она знает, что таковы правила: коллективное не снимает персональной ответственности. Девочка в легком замешательстве. "Я помогала Тиффани, так как она попросила меня объяснить ей непонятную задачу", — изобретает она на ходу после недолгой паузы. Тут уже я в замешательстве. Я еще не знаю, как это крыть. Но хорошо знает завуч. "А ты спросила у учителя разрешения помочь твоей подруге?" — спрашивает она ее. Девочка опускает глазки и говорит виноватым голосом: «Нет». Она вспоминает, что есть такая инструкция — спросить разрешения у учителя. Она эту инструкцию нарушила. "В следующий раз, если захочешь кому-то помочь, — педагогично продолжает завуч, — спроси разрешения у учителя, и тогда тебя никто ни в чем не обвинит".

Я смотрю на все это и с трудом сдерживаю смех. Девочка-тетя виновато стоит перед нами, потупив глазки. Ее поймали на нарушении инструкции. Громко разговаривать плохо не потому, что это мешает учителю, остальным ученикам, а потому, что существует такая инструкция. И тут я вспоминаю, что действительно многие дети постоянно спрашивают у меня, можно ли им помочь друг другу.

Тут уместно будет перейти к различиям между учениками двух разных школ — хорошей и плохой.

Итак, школа худшая или, назовем ее так, среднестатистическая, которых в нашем дистрикте 90 процентов. Учеников в ней можно условно разделить на четыре категории.

Первая (от 10 до 20 процентов) — дети, настроенные на учебу. Они хотят что-то понять, чему-то научиться и очень заинтересованы в хорошей оценке. Подчеркнуто вежливы с учителем и друг с другом.

К следующей категории я бы отнес детей, которые могли бы нормально учиться и, как правило, нормально учатся при наличии в классе соответствующей атмосферы. Но они заинтересованы не столько в знаниях, сколько в хорошей оценке, так как в противном случае их ждут неприятности дома. Таких процентов 30.

Примерно столько же тех, кто настроен не учиться, а просто провести время в классе. По большому счету им наплевать на оценку, которую они получат. Заставить их что-либо делать в классе крайне сложно. Как правило, их родителям совершенно безразличны успехи детей в школе. Это третья категория.

Оставшиеся 20 процентов — это просто патологический случай.

Из двух последних групп половина учеников не способна чему-либо научиться в принципе. Причем я сейчас говорю о тех, у кого официально медиками зафиксированы какие-либо проблемы (learning disabilities). Таковых не более 5 %. Причем я с удивлением обнаруживаю, что подчас среди этих студентов есть умненькие детишки. Сейчас я говорю о тех, кто официально считается совершенно нормальным человеком безо всяких отклонений. Так вот, у этих самых нормальных студентов совершенно отсутствуют всякие навыки к обучению, к усвоению материала. Мозг не приучен выполнять даже простейшие мыслительные операции. В ходе недавней подготовки к государственному тесту ученики десятого класса должны были ответить на вопрос: "Если деревянный брусок распилить пополам, чему будет равна плотность каждой половинки?" Только 20 процентов ответили, что плотность останется та же, 60 процентов — что плотность каждой половинки будет в два раза меньше начальной, еще 20 процентов — что плотность будет в два раза больше…

Поговорим теперь об учениках хороших. Но прежде всего несколько слов о самой школе. Мне удалось перейти в нее совершенно случайно в самом конце моего первого года работы в Америке. В предпоследний учебный день я зашел на сайт нашего дистрикта и с удивлением обнаружил, что требуется учитель химии в Lamar High School — в одну из лучших, если не сказать самую лучшую High School города. И я решил попробовать. Работать в прежней школе уже не было ни сил, ни желания. Послал свое резюме, и в тот же самый день меня пригласили на собеседование. А на следующий день я уже был зачислен в штат новой школы. Директору для принятия решения, в принципе, хватило того факта, что я кандидат наук по химии.

Оказалось, дело в том, что в этой школе есть программа так называемого международного бакалавриата (International Baccalaureate). Мы ее называем просто IВ-программой. В дальнейшем для краткости буду ее называть программой МБ. Штаб-квартира этой организации находится в Швейцарии. В ней действительно участвуют школы со всего мира, есть даже несколько из России. Причем все они платят за свое членство в организации. Существует стандартная учебная программа (достаточно сложная) со стандартными выпускными экзаменами. Диплом этой организации признается большинством университетов мира, и потому для абитуриентов он служит хорошим подспорьем при поступлении. Кроме того, при хорошей оценке на экзамене некоторые курсы, пройденные в школе, засчитываются как университетские, поскольку действительно таковыми и являются. Самые продвинутые школьные курсы в этой программе, вроде преподаваемого мной Сhеmistгу-З, эквивалентны или даже сложнее программы первых курсов университетов.

Разумеется, в программу МБ принимают не всех. Критерии отбора очень жесткие. Понятно, что отношение к учебе у этих студентов совершенно иное. Да и голова у них, как я заметил, работает. Чувствуется неплохая подготовка. Некоторые даже очень способны. С ними просто приятно работать. Я с радостью за них и даже с некоторой ревностью отмечаю, что многие более сообразительны, нежели был я сам в их возрасте.

Был у меня такой интересный случай. Веду урок в своем самом продвинутом дипломном классе, том самом, преподается университетский уровень химии. В этом классе у меня всего двенадцать учеников. Я не подготовился заранее к уроку и веду его, что называется, с колес. Задал задачку из учебника, они решают, и одновременно решаю её сам. Решил, заглянул в ответы в конце учебника — ответ не сходится. Пересчитал еще раз — то же самое. Ну, думаю, американцы, даже ответы не могут привести правильные. Обращаюсь к классу: "Кто решил задачу?" Половина поднимает руку. Спрашиваю: "Сошлось с ответом?" Отвечают, что сошлось… Я в замешательстве. Чтобы потянуть время и сориентироваться, вызываю одного из них к доске, и тот решает задачу… Оказалось, что в данном случае нужно использовать другую формулу. С тех пор я стал относиться к своим студентам с еще большим уважением.