Газета День Литературы - Газета День Литературы # 131 (2007 7)

Флот торжественно снимается с якорей.

Он заполнен не только фалангами

и Буцефалами.

Тут каменщики, плотники, куча лекарей,

и геометры, и землемеры,

и Зевсы уже с пьедесталами.

Будущим нагруженные суда,

веслами царапают мрамор моря.

Александру – пусть впереди лишь одна вода –

видятся миражи Дариева нагорья.

Утренним бризом колеблется царский плащ.

Мойры сплетают нить, которая все связует.

Будущее неотвратимо, плачь, Азия, плачь!

Тебя не просто разгромят, но и цивилизуют.

Ты уже проиграла, тебе это ясно самой.

Имя врага – Александр – это раскаты грома.

Он судьбоносен, он всю Элладу везет с собой.

И лишь Аристотель остался дома.

***

Пустынней весеннего дня не бывает пустыни,

ни в мыслях, ни в воздухе ни одного витамина.

Старухи сидят у подъезда, такие простые…

Тоска подступает и медлит, и медлит как мина.

Никто не придёт, замирают все звуки на марше,

и лестница тише и глубже какой-нибудь глади.

Старухи сидят и беззвучно становятся старше,

мне кажется, я обгоняю их в этом халате.

А где-то стартуют ведь "боинги" с аэродромов,

какие-то парни под юбки залазят к девицам…

Чего же хочу я? Ну, был бы хотя бы Обломов,

по праву бы ждал,

что само мне должно обломиться.

О, если б сидел я

хотя б под домашним арестом,

мятеж мой подавлен, и сам я подавлен,

но все же

меня поручат охранять

не старухам окрестным…

Какая же чушь лезет в голову, Господи Боже.

***

Так сдавило грудь, что стало ясно –

только Он умеет так обнять!

И душа конечно же согласна

тело на бессмертье обменять.

Ничего нет в мире достоверней

муки, обращённой в небеса.

Вверх стремлюсь я из телесных терний.

Вниз стекает мутная слеза.

Ангелы летят в крылатых платьях!

Боль моя – моя Благая Весть!

Я готов пропасть в Твоих объятьях.

Я готов, но кажется не весь.

***

Женщина в широком сарафане

в парке на скамье сидит, блаженствуя.

То ли Машею беременна, то ль Ваней,

и лицо – то детское, то женское.

За спиной фонтан взрастёт и тает,

карусель, повизгивая, вертится.

Женский взгляд рассеяно блуждает,

и с моим сейчас, наверно, встретится.

Встретились. Она глядит беззлобно,

вместе с тем упорно и бесстыдно.

Мне становится немного неудобно,

что во мне "такого" уж ей видно?

Вытирает шею полотенцем.

Этот взгляд не назовешь мечтательным.

Ты беременна не просто там младенцем –

будущим безжалостным читателем.

ЖАРА

Ивы беззвучны, хотя и плакучи,

птицы молчат, наглотавшись жары.

Бесшумно кишат муравейников кучи,

и одуванчиков тают шары.

Словно снотворной отверткой привинчен

облачный к небу архипелаг.

Слышно лишь только, как с земляничин

капает солнцем расплавленный лак.

***

Не воины, а девы на конях

Скакали по степи в строю суровом,

Преодолев в себе презренный страх,

Мечи сжимая под ночным покровом.

Но кто теперь

в просторах вспомнит их?

Пропал их след.

Лишь коршуны лениво

Кружатся в струях солнца золотых,

Да лошади заржут вдали игриво.

Но скоро отрезвятся и они,

И степь не ляжет,

вздрогнув, под копыта…

И только ветер,

взвившись от стерни,

Напомнит вдруг

о давнем, о забытом.

***

Взнуздал ты день, и он как мерин

Заржал и стал копытом бить.

Ан нет, ему свой пыл отмерен,

Он должен седока любить.

Седок тяжёл, всей плотью давит,

Лишь селезенка ёк да ёк.

Но он конём умело правит,

А бабе дуре невдомёк,

Что едешь ты к небесным кущам,

Что ждут нас всех и там дела,

Что райский сад давно запущен,

Не зря ж ты вздёрнул удила...

***

Дымились пашни тягостно и горько,

И он чернел от боли и обид.

Терпеть такое

всем придётся сколько?

Тут не селенье, вся земля горит.

И чёрный ворон

над землёй кружился,

И плач летел над ширью деревень.

Но ничего мой предок не страшился

И, стиснув зубы,

гнал он чёрный день.

***

Бабочка порхает по стеклу,

Льётся бархат

крыльев тёмно-красных,

Разорвав развешенную мглу,

Рвётся она к вольному теплу,

Где цветы горят

росой алмазной.

Далеко её уносит взгляд,

Где сверкает день и луг зелёный.

Всё зовёт, зовёт к себе назад.

Оттого глаза её блестят

И с мольбой плывут по кругу звоны.

***

Кто подсыпал в кружку зелье,

Если мой разбит покой,

Если доброе веселье

Приумолкло за рекой?

Я в лугах теряюсь снова,

Встали травы в буйный рост.

В голосах их столько зова,

Что душа летит до звёзд.

Но зачем фильтрует время

Чувств встревоженных накал?

Я вдеваю ногу в стремя,

Вихрем конь мой поскакал...

***

Тележный скрип послышится колёс –

Меня встречает тихая обитель,

Омытая волной ковыльных грёз,

Где жил мой предок,

словно небожитель,

Где всё ещё живёт моя родня,

И избы молчаливо вдоль черешен

Стоят, забыв навечно про меня,

Как будто я теперь

вдруг стал нездешним.

Не потревожит их моя строка,

Горчит она травинкой неприметной.

Но машут мне руками облака

И даль кивает мне

с улыбкой светлой...

***

Нависли тучи тяжело.

За темными стогами

Ещё и солнце не взошло,

Но что-то сердце обожгло,

Надвинулось снегами.

Взметнулась ветровая трель

На самой грустной ноте,

Забесновалась вдруг метель,

Стеля заблудшим всем постель

В стремительном полёте.

Откуда взялся тут шаман,

Его ли злые духи

Погнали с ведьмой шарабан?

И кто-то крикнул: "Атаман,

Ты оборвал подпруги".

Сверкнули волчьи вдруг глаза.

Ах, кто в звериной шкуре

Затмил надолго небеса

И смело вызвал голоса

Лететь навстречу буре...

***

Жёлтых полна аллея

Листьев.

Гудит, смеясь,

Ветер – ночная фея

Песню –

Ты родилась!

Мокрый асфальт

Неброско

Рисует дождь –

По окошку вязь.

Завтра дождя не будет –

Солнце...

Ты родилась!

Прохожий застыл

Удивленно,

Чувствует с небом связь…

Веришь ли в Бога?

Верю!

Ты родилась!

По грифу танцуют пальцы

Струн и аккордов вальс –

Двое,

Губы их шепчут:

– Любимый!

– Любимая!

Ты родилась...

НЕ ПОНИМАЮ

Октябрь...

А календарь отцвёл,

С него последний лепесток

срываю.

Не изменить,

Закончен разговор –

Его как пулю в сердце

принимаю.

Окно,

За ним Шанхай,

Гудки машин...

Пунктиром

обозначенная стрелка

Погасла

От меня к тебе

Под сполохи

шального фейерверка.

Аквамарин...

В глазах печали след,