Елена Прудникова - Сталин. Битва за хлеб

Судя по тому, что этот самый Тобсеввоенревштаб — один из любимых героев повстанческой пропаганды, дров он наломал отменно.

А вот Ишимский уездный исполком, который 9 февраля 1921 года выпустил приказ № 9, написанный, для разнообразия, хорошим добротным революционным слогом:

«Советская Россия мощной и непоколебимой рукой Красной Армии придавила и разметала бесчисленные силы международной контрреволюции… шипящие гады из лагерей колчаков и деникиных… спекулянты и кулаки, которых советская власть лишила жирного дарового куска хлеба и взяла награбленное ими на трудовой шее добро…»

Прямо-таки поэма в прозе. Товарищ, писавший это, явно не без образования. Затем идет сам приказ:

«1) Возложить ответственность за целостность и охрану желдороги участка Голышманово — Масляная на волости (перечисление).

В обеспечение сего перечисленные волости к 12 часам дня 10 февраля обязываются представить в ишимское политбюро заложников по наиболее зажиточной части крестьянства, каковые в случае дальнейшей порчи пути будут расстреляны.

За непредоставление заложников к указанному сроку деревни, прилегающие к линии желдороги, будут обстреляны орудийным огнём».

Не совсем понятно, откуда уисполком собирался брать артиллерию, да еще и со снарядами — разве что там шлялся какой-нибудь бронепоезд, с которым посредством битых гусей и сала удалось наладить взаимодействие. Скорее всего, артиллерия выполняла роль пугалки. Но это только начало. Дальше идет творческое осмысление классической колониальной политики.

«2) В тех обществах, кои с момента опубликования настоящего приказа присоединятся к восставшим контрреволюционным бандам, произведут разгон исполкомов и сельсоветов или допустят избиения коммунистов и совработииков, конфисковать имущество и весь живой и мертвый инвентарь у каждого десятого домохозяина.

3) За производимые убийства коммунистов и совработников в тех обществах, где таковое произойдет, за каждого одного расстреливать десять человек местных крестьян» [163] Там же. С. 157–158. .

Относительно в русле общей тактики здесь только первый пункт приказа. 12 февраля 1921 г. на секретном заседании Сиббюро ЦК РКП(б), которое возглавлял душевнейший человек Иван Никитич Смирнов, было принято решение:

«Ответственность за порчу железной дороги возложить на ближайшие деревни, расположенные на расстоянии 10 верст от линии железной дороги, предупреждая, что за порчу мостов, рельсов будут уничтожены деревни».

Иван Никитич, сам опытный подпольщик, лишних движений не совершал. Он честно предупреждал крестьянские общества: либо те следят, чтобы у них не болтались террористы, либо будет вместо деревень «полоса отчуждения». На более низовых уровнях таких радикальных мер пугались, предпочитая брать заложников. Едва ли от того было много толку, наоборот — любой более-менее умный командир повстанцев как раз спровоцировал бы расправу с заложниками, чтобы оттолкнуть как можно больше крестьян от Советской власти.

Но вот за п. 2 товарищам из Ишима мало бы не показалось, а за п. 3 показалось бы настолько не мало, что следующий отчет пришлось бы давать уже не земным властям. А с другой стороны, не факт, что они собирались вообще все это делать. Судя по обилию трескучей фразы, приказ писался затем, чтобы торжественно читать его по деревням. А если собирались выполнять, то сразу встает вопрос: какими силами? Коммунистические отряды для таких дел не годились, их мужики даже без винтовок, кольями и вилами били, а красноармейские части уездному исполкому не подчинялись.

Зато повстанцы, а вслед за ними парижские «историки» использовали этот приказ в своей пропаганде на все 100 %, выдав обещания за практику — и правильно, не надо быть дураками. Как говорил товарищ Тухачевский, тоже поработавший карателем: никогда не надо давать обещаний, которые не можешь выполнить.

На всех местных уровнях — от сел до уездов — формировались так называемые коммунистические отряды, которые боролись с повстанцами как умели. Умели они не очень хорошо, ибо вооружены были как придется, дисциплина и командование пребывали на том же уровне. Зато у них прекрасно получалось мешать центральной власти, путаясь под ногами у военных и устраивая расправы со сдавшимися повстанцами.

Например, любимой мерой в борьбе с бандами был так называемый «двухнедельник», в течение которого все вышедшие из лесу рядовые бандиты получали полное прощение — мера для уставших шататься по лесам дезертиров чрезвычайно эффективная. Советская власть слово держала, лесные сидельцы возвращались домой, и тут за них брались местные бойцы с бандитизмом, которым никто не указ. Советская власть простила — ну и что? А мы не простили!

И ведь их тоже можно понять! Если вспомнить, как поступали бандиты с семьями коммунистов.

«При такой ликвидации восставших крестьян нельзя было ожидать скорой ликвидации, ибо красноармейские [164] Что имеется в виду в сибирских документах под словом «красноармейцы» — великая тайна. По-видимому, в каждом — что-то своё. части, занимая ту или иную деревню, творили недопустимые явления: обыски, грабежи, убийства, не говоря уже о грубом обращении… А если брали в плен, то оставляли живыми не более 10 %. Из этого видно, что мщение, озлобление было развито до крайности.

Рассматривая этот вопрос с другой стороны, дабы не было суждения одностороннего, указываю, что, по моему заключению, было такое мнение потому, что в подавлении восстания участвовало большинство местных, политически плохо воспитанных. С занятием той или иной деревни, из которой он сам, и видя, что его семейство исказнено, хозяйство разграблено, начинал мстить, а товарищи помогать…»

В подавлении восстания участвовала еще и армия. Там были свои развлечения. Военные вообще не очень годятся для такого дела, поскольку изначально заточены на уничтожение всего, что движется, а воюющая армия еще и рефлексы соответствующие имеет. Именно армия большей частью жгла села — и не для назидания, а по сугубо тактическим соображениям: если противник выстроил оборону с опорой на населенный пункт или, попросту говоря, засел в избах и палит из окон. Но основная беда была в том, что армия также действовала по собственному плану.

«К концу двухнедельника удалось добиться некоторого подобия единства командования. Губерния была разделена на три боевых участка, нами были сообщены начальники участков и расположение их штабов, но тем не менее эта мера не внесла никакого изменения в тактику командования. Оно по-прежнему не понимало и не понимает сейчас партизанского характера борьбы… Оно борется по всем правилам стратегии, наступает, ведет разведку всех видов, и из того ничего не получается, кроме бессмысленного гоняния бандитов с места на место…