Виктор Суворов - Это была преступная сатанинская власть. Интервью.

Его настоящее имя — Владимир Богданович Резун. Окончил Калининское суворовское военное и Киевское высшее общевойсковое командное училище. В 1968-м по приказу родины «освобождал братский народ Чехословакии от внутренней антисоветской интервенции». Был офицером разведывательного управления штаба Приволжского военного округа, отдельной армейской разведывательной роты спецназа. В 1974-м окончил Военно-дипломатическую академию. Четыре года работал в женевской резидентуре Главного разведывательного управления (ГРУ), которое по праву называли «глазами и ушами» Генерального штаба Вооруженных сил СССР. Работал не кем-нибудь, а добывающим офицером, то есть в тайной шпионской табели о рангах имел наивысший статус.

В 1978-м, когда Владимиру Резуну исполнился 31 год, его «шпионская» карьера резко прервалась раз и навсегда: побег в Великобританию, деконспирация, как следствие — смертный приговор Военной коллегии Верховного суда СССР (не отмененный, к слову, до сих пор). Он ушел на Запад просто с работы, в чем был, забрав с собой лишь жену и сына с дочкой…

Его отец — бывший фронтовик, майор-артиллерист Советской Армии — не простил Владимира даже на смертном одре. А высшие чины ГРУ и КГБ и сегодня готовы поделиться информацией, доказывающей: к измене родине Резуна толкнул страх перед неизбежным наказанием за допущенный агентурный провал.

Справедливости ради стоит заметить, что Владимир Резун никогда и не отрицал провала своей последней операции (как не скрывал он и целой череды провалов, преследовавших тогда западную резидентуру ГРУ, по его словам, из-за некомпетентности руководства). И всегда добавлял: рано или поздно он все равно ушел бы. Ведь, оставаясь внутри системы, он никогда не смог бы сказать миру то, что уже давно хотел, чем был переполнен. Именно дезертирству Резуна мы обязаны появлением писателя Виктора Суворова — автора романов «Освободитель», «Аквариум», «Ледокол», «День М», «Последняя республика», «Очищение», «Самоубийство»…

На вопрос одного западного издания: «Как вам живется здесь, в Англии?» — он недавно ответил: «Я живу в России. Я из нее не уходил. Просто по какой-то непонятной причине каждое утро просыпаюсь в Великобритании. И удивленно оглядываюсь: куда это меня занесло? А ночевать возвращаюсь домой. В Чертаново, на улицу Азовскую. В Серебряный Бор. На набережную Новикова-Прибоя. В Приволжский военный округ. В Киевский. В Прикарпатский. В 66-ю гвардейскую учебную Полтавскую Краснознаменную мотострелковую дивизию. В 24-ю Железную Самара-Ульяновскую трижды Краснознаменную…».

Сегодня Суворов-Резун живет в английском Бристоле, преподает военную тактику и историю в местной военной академии, с раннего утра до глубокой ночи занимается своим любимым делом — пишет книги. В Украине живут старший брат Александр (также бывший советский офицер, ракетчик) и мать — Вера Спиридоновна Резун, которая, как и прежде, ждет любую весточку от Владимира, собирает каждое упоминание о нем… Просила обязательно переслать ей по почте номер «Бульвара» с интервью ее младшего сына.

Мы понимаем, что рассуждения перебежчика и изменника Резуна-Суворова далеко не бесспорны, но пусть читатели сами решают, с чем им соглашаться, а с чем — нет.

Виталий Марковский

Специально для «Бульвара»

— Владимир Богданович, какова она — жизнь между смертным приговором и его исполнением?

— У Высоцкого в песне про Джона Ланкастера есть таинственный персонаж — «майор разведки и прекрасный семьянин». Это почти про меня.

Когда-то давно на перекрестках военной разведки я встретил единственную. Зовут ее Татьяной. Она из Полтавы. Вместе мы прошли множество проверок, академию, зарубежную командировку в Женеву — столицу мирового шпионажа. Вместе и ушли. Все, что висит надо мной, а именно приговор Военной коллегии Верховного суда СССР, в полной мере распространяется и на нее. Во всех моих книгах о ней только одна строчка в «Аквариуме»: звонкая девочка из группы контроля. У нас двое взрослых детей и уже двое внуков.

Получив смертный приговор, я вдруг ясно осознал, что человеку отпущено совсем немного времени. Каждый прожитый день расцениваю как подарок судьбы, как сказочный лотерейный выигрыш. За этот день надо успеть сделать самое главное в жизни, ибо завтрашнего дня может не быть. Вот я и пишу книжки. Этим занят утром, днем, вечером и ночью.

Иногда, раз в несколько лет, вынужден ехать в отпуск на берега теплых морей. Для меня это невыносимая пытка: потеря времени. Рабочий ритм постоянно нарушается и потому, что свою точку зрения надо отстаивать, а для этого — ездить по миру, выступать по радио и телевидению, встречаться с журналистами, томиться на конференциях, ругаться, отбиваться, кусаться…

Однако в такой жизни есть и своя прелесть. У меня много друзей, знакомых и незнакомых. Я даже никогда не думал, что их так много. Вот недавно в Нью-Йорке вдруг видим перед собой украинский ресторан. Называется «Глечик». Ну как не зайти?! Тем более что я до полного безумия люблю вареники со сметаной. Заходим, сидим, никого не трогаем — не высовываемся, одним словом. Подходит официант: «А я знаю, кто вы такие!» Тут же появляются владельцы: «Все за наш счет!». И приказывают раздвинуть столы. А официанты уже несут и горилку какую-то особую, настоянную на ягодах, и колбасу домашнюю, и огурчики соленые, и поросенка в яблоках, и суп с грибами, и перепелок фаршированных… Пир горой.

«Когда западному издателю я представил свою первую книгу, он попросил подписать ее своим настоящим именем: мол, это здорово с финансовой точки зрения. Ведь за 25 лет после Пеньковского никто из ГРУ не уходил. Достаточно было сказать: «Женева, центр шпионажа, Резун, его книга», — и больше ничего не требовалось, дальше могла подаваться какая-нибудь чепуха, успех уже обеспечен, все бы покупали. Но я хотел защитить своих отца и мать. Не от КГБ, конечно, а от соседей. Издатель согласился.

«Псевдоним должен быть русский, — говорит. — Ты же русский?». — «Украинец», — отвечаю. А он мне: «Ну, никто никогда не слыхал, кто такие украинцы. Имя должно быть русское и должно звучать что-то военное. Чтобы люди что-то где-то слыхали, но точно не знали, о чем речь». И я ему предложил: «Виктор Калашников». — «Нет, этого мы знаем, — отвечает издатель. — Да и надо в три слога». И тогда я сказал: «Виктор Суворов». Ему очень понравилось».