Иоанна Хмелевская - Опасный возраст

Оле мне запомнился тем, что отпуск провел в Тунисе…

Хотя, пожалуй, я напутала. Мне казалось, в Таормине я побывала во второй приезд, но развитие событий свидетельствует: все-таки в первый. Подначил меня Оле, по возвращении из тунисского отпуска показал в мастерской слайды. В Дании свирепствовала осень, конец октября, может, и начало ноября, туманы, ветры и дожди, сирена в порту беспрерывно ревела день и ночь, а на стене в мастерской вдруг появилось солнце. Во мне все перевернулось вверх тормашками, впала в безумие, на следующий же день помчалась в райзебюро и закупила ближайшую и самую дешевую поездку. Ближайшую, понятно почему — я жаждала солнца до умопомрачения, прочь от дождя, ветра и сирены, хочу жары, прекрасной погоды, а расход — твердо решила выехать в отпуск, оплатив его двумя днями работы, и в самом деле, поездка в Таормину стоила ровно столько, сколько зарабатывала за два дня, и этим обстоятельством буду хвастаться всю свою жизнь.

К этой поездке мне кое-что подкинули также Хермод и высшая сила.

По пути на Амагер я просмотрела программу и уверовала — лошадь по имени Хермод должна прийти первой. Конь участвовал в заездах по худшей, чем в Копенгагене, скаковой дорожке, время показывал прекрасное, ну а на хорошей скаковой дорожке, ясно, придет третьим, не хуже, сыграю его одного.

Хермод шел в первом заезде. Я опоздала, но одинарная касса в моем любимом месте тоже опоздала, лошади уже подходили к стартовым воротам, бежать Бог знает куда и искать другую кассу было некогда, времени в обрез, с отчаяния бросилась в кассу порядков и, была не была, сыграла Хермода вторым с четырьмя другими лошадьми.

Ставка пошла, злая как черт, я следила за бегами Лошади промчались круг, снова подошли к последнему повороту, опередил всех Йенс Ллойд, точно, я его считала первым в одном порядке, заскрипела зубами, и в этот момент молнией вырвался Хермод. Догнал Йенса Ллойда, вместе достигли финиша, я со своего места видела — Хермод первый…

Господи Боже!.. Во мне все свело спазмом — печень, селезенку, двенадцатиперстную и даже поджелудочную железу. Так выбрать лошадь и так глупо сыграть!.. Вторым, а надо было перевернуть, так нет, скотина, корова безмозглая…

Не успела высказать всего, что думала про свою особу, сообщили результат. Я ошиблась: первый Йенс Ллойд, Хермод второй! Второй!!! Я попала… Чудо!!!

Чудо, безусловно, и совершила его, обозлившись на меня, высшая сила. Терпения ей не хватило возиться с идиоткой, насильно заставила сыграть со смыслом. Окажись та одинарная касса открыта, я сыграла бы Хермода вниз и получила бы двадцать пять крон, а тут вынужденно сыграла порядок, и мне заплатили ровно тысячу. Все дураки, кто не играл Хермода, видно, считать разучились…

Эту тысячу крон я беспечно спустила в Таормине.

Отъезд, конечно же, не обошелся без накладок. В аэропорт отправилась заблаговременно, а куда лечу, не поинтересовалась, в билет не заглянула. В Таормине нет посадочной полосы, тогда где же?..

Сидела себе спокойненько и ждала объявления. Только после бесчисленных Парижей, Лондонов и Каиров я забеспокоилась, не касается ли меня какое-нибудь из этих объявлений. Катанию вызывали несколько раз, я бессмысленно глазела на монитор, однако отлет в Катанию странно совпал со временем, которого я ждала. Господи, а я, случаем, не в Катанию лечу?..

Вскочила. Аэропорт Каструп большой, коридоры к выходам тянутся чуть не километрами. И все-таки я успела — села последняя. Ветер меня не волновал, к ветрам привыкла. Дания страна равнинная, вихри с севера дуют, не встречая на своем пути никаких преград. Я уже пережила когда-то чудные минуты, когда все, впрочем немногочисленные, субъекты на Ратушплощади сидели на корточках, судорожно вцепившись в бетонные цветочницы. Какой-то господин неосмотрительно разжал руки — помчался бешеным спринтом через всю площадь, а впереди катилась его шляпа, но он вовсе не пытался поймать головной убор — просто не мог остановиться. На краю площади успел обнять фонарный столб, что его и стабилизовало. Я тоже сидела у цветочницы и размышляла, каким манером исхитриться и добежать домой. Мне предстояло идти бульваром Андерсена, как раз против ветра — идти и думать было нечего, разве ползти по-пластунски…

Выбрала момент между порывами, прокралась тылами под зашитой зданий, добралась до последнего угла, снова переждала, пока не полегчало, как шальная промчалась последние двадцать метров и ухватилась за ручку входной двери. Уж от ручки-то меня не оторвешь!..

Перед вылетом в Катанию тоже дуло прилично, я даже засомневалась, не задержат ли рейс. Не задержали. Гигантская кобыла, то есть наш самолет, оторвалась от земли, пошла вверх и даже не дрогнула. Просто не заметила ветра.

Дешевизна моей путевки сказалась сразу же по приезде — меня поселили в самой дешевой гостинице в Таормине — в «Минерве». Я изумилась: гостиница на горе, сам вид из окон стоил всех денег мира! Я стояла на балкончике, глазела, и глаза лезли на лоб — не снится ли мне все это.

Используя в "Покойнике " события, необходимые по ходу действия, опустила, естественно, несколько таорминских красочных эпизодов. Дешевизна гостиницы объяснялась, primo, довольно примитивной меблировкой номера — кровать, столик, лампа, кресло, и привет, но ванная и уборная приличные, на черта мне сдалась меблировка, a secundo, питанием: на завтрак гренок с джемом, на ужин в основном спагетти, обеда вообще не давали. Обед мне был вовсе ни к чему, из-за него возвращаться с пляжа не стоило, а спагетти по вечерам — блистательное развлечение. Я это блюдо умела есть, научилась раньше, а вокруг сидели фрагменты шведской группы и вытворяли штучки неимоверные, изо дня в день я имела супершоу. Один резал спагетти на куски и ел их ложкой, другой втягивал в себя длиннющий макаронный ус, а ус, исчезая постепенно в пасти, мотался во все стороны и норовил съездить едока по ушам, некий хмырь пытался действовать по правилам, обматывая макарониной вилку, и этот чудовищный клубок стремился запихнуть в рот, для чего потребна пасть по меньшей мере тигра-людоеда. Кое-кто попросту расправлялся с макаронами руками. Просто чудо!

Швед был доподлинный, клеился ко мне по-страшному, доплачивал оркестру, дабы играли танго, когда работа у них давно закончилась, показал мне все гроты, но прямодушие из него перло прямо-таки неприличное.

— Je veux coucher avec toi!!! [15] Я хочу с тобой спать! (искаж франц.). — буквально ревел он под моим окном, будто бизон в период брачных игр. Я, сознаюсь, не контактировала с бизонами в такой период, но звучало это наверняка так. К счастью, жил он где-то в другом месте, и мне удавалось от него время от времени улизнуть.