Иоанна Хмелевская - Опасный возраст

В Братиславе познакомилась наконец с двумя чудесными женщинами — Хилдой Холиновой и Ханой Лерховой, переводившими на словацкий мои первые книги. За переводы получила много денег и спустила в народной демократии весь свой гонорар, обменивать на злотые не имело никакого смысла. В Праге пошла покупать туфли, поэтому натянула чулки. В подъеме стопы была царапина меньше булавочной головки, я и не заметила ее, а когда вернулась из города и сняла чулки, кровь брызнула в потолок — с чулком сорвала микроскопический кусочек кожи с ранки. В полном недоумении я сидела и держала ногу в ванне под холодной водой, а Войтек подкупал горничную, чтобы не доносила о совершенном преступлении. Позже узнали: в то лето в Чехословакии свирепствовала тропическая жара и давление вытворяло странные штучки.

Жарища не спадала все время, люди изнемогали, как выглядел таможенный досмотр, просто не помню, и почему всегда жалуются на таможню? По пути мы выкупались в реке, возможно в Дунае, чуть полегчало. Двинувшись дальше на свой манер, Войтек наткнулся в лесу на пенек. Повреждений вроде никаких.

— Ладно, — констатировала я. — Всего лишь пенек. В такую погоду можно и в дерево врезаться.

— Ты права, меня так и подмывало протаранить весь этот лесок.

Ни на одной границе ни разу не потребовали открыть багажник. Никого не интересовали наши вещи. Открыть багажник попытались мы сами уже в Варшаве, тогда и выяснилось, пенек таки свое дело сделал, что-то перекосилось, багажник открыли только на станции техобслуживания.

А теперь я снова переставлю очередность событий, просто мне как раз вспомнилось: мое новогоднее невезение несколько изменило характер.

На Новый год мы собрались в Казимеж, в Дом Союза польских архитекторов, сразу после моего возвращения, то есть явно перед летним отпуском. В тот самый Новый год у меня был шифоновый шарф, купленный в Копенгагене, значит, точно вернулась из Дании, ибо после второго возвращения уже никаких Новых годов с Войтеком не встречала.

Все белым-бело от снега, погода прекрасная, но непонятно по какой каверзной причине у меня разболелась голова. В висках стучало, а болеутоляющие порошки забыла. С каждой минутой боль усиливалась, в Казимеже посмотрела на себя в зеркало: сине-зеленое страшилище, с черными кругами под глазами, морда жуткая — уродина — ясное дело, Новый год! Новый год просто не мог упустить случая и, как всегда, учинил мне пакость. Полетела за медпомощью, в гостиничной аптечке получила два порошка. Сожрала оба, немного выждала и приступила к активным действиям — меня ожидало нелегкое соперничество.

Вместе с нами ехали знакомые муж и жена, — Зося. Во избежание недоразумения поясняю: было две Зоси. Даже три, но третья появилась значительно позже, и сейчас она моя невестка. Из первых двух одна — любимая подруга Алиции и мать Павла, фигурирует в нескольких моих книгах, а вторая — жена приятеля моего первого мужа, удерживала позицию моей многолетней соперницы. Именно эта Зося приехала в Казимеж и намеревалась затмить меня красотой и нарядом, о чем я узнала случайно. И вот я едва не уступила ей без борьбы из-за проклятой головы. Порошки подействовали, голова прошла, я энергично принялась за работу. Продолжалось это почти три часа, но эффекта добилась внушительного.

Физиономию подремонтировала с помощью горячей и холодной воды по очереди, синяя зелень и черные подглазицы исчезли. Волосы за это время завились, искусственные ресницы я купила, всевозможные притирания и тени захватила с собой. Вечерний наряд — голубая бархатная юбка до полу, фасон fin de sieci [30] Конец XIX века (франц.). , золотая блузка, золотые открытые лодочки, голубая роза у выреза и голубой шифоновый шарф.

А Зося сваляла полного дурака. Платье прекрасного цвета, темно-зеленое, эффектная материя с махрушками, сшито неудачно: короткое и без верха, на узеньких бретельках. А самые невыгодные элементы Зосиной анатомии как раз ноги и плечи. Ноги могла спокойно не афишировать, а плечи — худые, покатые, какие-то неровные, с торчащими ключицами — так бросались в глаза, что вся модель абсолютно терялась.

Вид Зоси меня моментально вдохновил, я сделалась вдвое краше, чем за минуту до этого. Новогодний бал в Союзе архитекторов чуть ли не весь состоял из моих приятелей, знакомых и друзей, развлекалась я превосходно, плевала на конкуренцию и выглядела все лучше и лучше. Даже Войтек, не склонный к комплиментам, признал — триумф, безусловно, за мной. Видите, имело смысл шпариться кипятком и трястись от холодной воды.

Но и этот Новый год без неприятностей не обошелся. Под конец бала кто-то спер у меня шифоновый шарф. Хорошо, хоть не бриллиантовое колье, которого у меня нет…

Добавочные развлечения доставили наши знакомые. Один из приятелей, не помню кто, внезапно решил вернуться в Варшаву. Надрызгался явно с перерывом в биографии, никаких убеждений и уговоров слушать не желал, заупрямился, невеста попыталась забрать у него ключи от зажигания, так он укусил ее за палец. Сел в машину, кажется маленький итальянский «фиат», а может, «трабант», и двинулся. Хорошо, бензин кончился. Доехал до заправочной станции, рядом отделение милиции, радиофицированная машина стояла рядом. Менты заинтересовались странным водителем, взяли его в оборот.

— В Варшаву можете ехать, запретов нету, — объявили ему. — А машина останется здесь.

Немного покобенился, но уступил. А тут как раз заправлялась вторая машина — из Варшавы в Казимеж. Наш приятель, оказавшийся перед перспективой путешествия пешком, от столицы отказался и решил вернуться. Уселся в этот второй автомобиль.

Занятая одним пьяным, милиция не обращала внимания на второго. Тот, из Варшавы, забальзамирован был, видать, в стельку, краше нашего, казимежского, взял с места и на первом же повороте подвел итог. Юзом проехал по утрамбованному снегу, перевернулся задом наперед и врезался в фонарь.

Мы осмотрели машину утром. Оба, по-видимому, назюзились до одури, коль живы остались, пьяных сама природа бережет. Водитель, правда, приземлился в больнице, а наш приятель успел вернуться к концу бала на собственных ногах. Кажется, отчасти протрезвел и просил прощения у невесты. В полдень его подбросили к заправочной станции, все умилялись, как ему повезло — попал в аварию, а машина в идеальном состоянии, рвался сам вести, но тут знакомые поставили вопрос ребром, за руль сел один из друзей, фартовый неудачник отправился в качестве пассажира и перед самой Варшавой потерял сознание.

После чего шесть месяцев провел в гипсовом корсете, повредил-таки два верхних позвонка, не представляю, которые и в какой степени, поэтому распространяться не стану. Шесть месяцев уже говорят за себя. Лучше всех после многочисленных радостей выглядел автомобиль.