Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Пусть она торопится сделать выбор и устроить свою жизнь, — молодость и миловидность улетучиваются, как утренняя роса. Скажите ей, что любящий, 393 нежный, преданный друг, способный руководить ею в свете, сто́ит любимого друга.

Сладость любить, мой несравненнейший из несравненных, несомненно, больше сладости быть любимым, вот почему, наверно, нам обоим предписали воздержание, так как старшие знают, что болезнь эта заразительна. Увы! вот почему меня отлучают от ее присутствия.

Моя возлюбленная не смеет больше поднять на меня глаз; она даже опускает их при встречах со мною. Как она при этом очаровательна. (В прошлое воскресенье в Подновинском я хотел пройти, не поклонившись ей […]). Во всяком случае, что́ бы она ни делала, невозможно, чтобы она стала мне безразлична.

Как благодарен я был за очаровательный знак [набожности] сочувствия! Да исполнится же воля отца. [Да будет же пример моего кумира сделан] Да будет мне законом пример моего кумира! Я старше, и мне стыдно, что я дал себя превзойти в здравом смысле и в сдержанности семнадцатилетней девушке. Вот и попробуйте после этого сказать, что молодые особы — это не те, на которых можно больше всего полагаться. Какая перспектива спокойствия и блаженства открывается счастливому смертному, которому отец отдаст ее руку.

Русский дворянин отказывает в руке своей дочери другому русскому дворянину! Ушаков отказывает Лаптеву, когда эти два имени [с испокон веку] составляют одно целое, тождественны. Без сомнения я был неправ, что не обратился к родителю […], но всё же я чувствую себя способным оправдаться и клянусь всем самым дорогим для меня на свете, Zoé mou sas agapo, [1590] что не только не буду отклонять ее от исполнения обязанностей, но наоборот буду поддерживать ее в этом.

Чем труднее должность, которую я на себя беру, тем она меня достойнее. Я готов сделаться ее чтецом, библиотекарем, ее Всадником, ее оруженосцем, — всем, для того, чтобы ей служить, не ожидая в ответ ни слова благодарности.

Пусть сотрется из памяти всё происшедшее, пусть начнется новая эра, пусть будут уверены, что если мне доверят ее на [долгое] продолжительное путешествие, я буду охранять ее как зеницу ока; для того чтобы лучше защищать ее, я немедленно начну заново обучаться владению оружием, будучи уверен, что она и сама примет в этом деятельное участие и не позволит захватить себя живьем, когда случится, что я отобью удары, которые будут ей предназначены, и что скорее увидят меня пренебрегшим тысячей смертей, чем уступившим ее. Так как здоровье мое настоятельно требует повторения курса висбаденских вод и я должен отправиться туда как можно скорее, то очень было бы желательно, чтобы нас тайно обручили для того, чтобы я мог временно исполнять эти обязанности, в ожидании, когда представится кто-либо достойный любви подобного создания. В этом случае мы могли бы пуститься в путь, и возможно, что во время поездки любовь моя, ближе познакомившись со мною, согласится соединиться со мною по настоящему, тогда мы остановились бы у какого-нибудь доброго священника, чтобы совершить обряд до конца, освятив действительный брак, без всякого изъятия. Прощайте же!

P. S. Три или четыре дня тому назад я был весел как зяблик и прыгал от радости подобно Архимеду. Я совершенно не владел собой от радости, обдумывая совсем простой способ, созданный, чтобы продвинуть без задержки и отлагательств наши дела. Хорошо, мой прославленный, действовать оружием и вместо того, чтобы силою принуждать невинного, припереть отца к стенке, а дочь к кровати, так как у них обоих совесть слишком нечиста по отношению к обоим нам, особенно по отношению ко мне, чтобы можно было простить им всю их нерешительность, кривлянья, жеманство и проч. — Гражданин, к оружию, довольно гонений, довольно деликатничать, к оружию, гражданин, пора кончить это дело.

Мое самое ревностное желание, друг мой, — видеть вас посвященным в тайны века. Нет в мире духовном зрелища более прискорбного, чем гений, не понявший своего века и своего призвания. Когда видишь, что человек, который должен господствовать над умами, склоняется перед мнением толпы, чувствуешь, что сам останавливаешься в пути. Спрашиваешь себя: почему человек, который должен указывать мне путь, мешает мне идти вперед? Право, это случается со мной всякий раз, когда я думаю о вас, а думаю я о вас так часто, что устал от этого. Дайте же мне возможность идти вперед, прошу вас. Если у вас нехватает терпения следить за всем, что творится на свете, углубитесь в самого себя и в своем внутреннем мире найдите свет, который безусловно кроется во всех душах, подобных вашей. Я убежден, что вы можете принести бесконечную пользу несчастной, сбившейся с пути России. Не измените своему предназначению, друг мой. С некоторых пор русских читают повсюду; вам известно, что был переведен г-н Булгарин и помещен вслед за г-ном де-Жуи; о вас же речь идет в каждом выпуске Обозрения; в одной толстой книге почтительно упоминается имя моего приятеля Гульянова, а знаменитый Клапрот присуждает ему египетский венок; мне, право, кажется, что он поколебал основания пирамид. Представьте же себе, какой славы можете добиться вы. Обратитесь с призывом к небу, — оно откликнется.

Как видите, я говорю всё это по случаю посылаемой вам книги. Так как в ней — обо всем понемногу, то, может быть, она наведет вас на удачные мысли. Прощайте, друг мой. Скажу вам, как Магомет говорил своим арабам — ах, если б вы знали!

Господину Пушкину.

джентльменскую деликатность.

В копии в этом месте пропуск.

На коленях, проливая слезы благодарности, должен был бы я писать вам теперь, после того как граф Толстой передал мне ваш ответ: этот ответ — не отказ, вы позволяете мне надеяться. Не обвиняйте меня в неблагодарности, если я всё еще ропщу, если к чувству счастья примешиваются еще печаль и горечь; мне понятна осторожность и нежная заботливость матери! — Но извините нетерпение сердца больного и опьяненного [?] 395 счастьем. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа, обязанного вам жизнью. — Если у вас есть для меня какие-либо приказания, благоволите обратиться к графу Толстому, он передаст их мне.

Удостойте, милостивая государыня, принять дань моего глубокого уважения.

Пушкин.

1 мая 1829.

à l'hist.[oire] de ce temps-là вписано

Переделано из c'est

Переделано из начатого une des âmes

tantôt вписано.

tantôt вписано.

en même temps вписано.

Переделано из défendait

en 1616 вписано.