Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Хорошо. Доволен ли? Захохотал, поблагодари же меня.

Стихи Хвостова выписаны из издания 1813-го года. Есть издание старшее 1807. Справьтесь: не лучше ли там стихи?

Ты прелестно проглотил Редакцию Вестника Европы. Мы с Дмитриевым читали твой отрывок и радовались.

Бумага Литтературной Газеты очень дурна. Зачем не поместить хорошей рецензии иностранной на какую-нибудь новую замечательную книгу? Статья Смесь во 2-м листе ужасно слаба. — Возьмите у Жуковского писем Александра Тургенева и напечатайте извлечениями.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Не нужно кажется уверять вас, что я с сердечною благодарностию и величайшим удовольствием прочел обязательное письмо ваше. — Вам грешно — и даже смешно бы было принять за комплимент, если я вам скажу: что читая ваши похвалы моему роману, я несколько минут был причастен тяжкому греху — гордости. — Да, почтенный Александр Сергеевич! — до последнего вашего приезда в Москву, мы были только знакомы с вами; но из всех ваших задушевных приятелей, никто верно не уважал более моего превосходные произведения ваши и даже (упрекайте меня, если хотите, в самолюбии) не все приятели ваши умели ценить высокой ваш талант, как человек, которого вы полагали, может быть, в числе литературных врагов ваших. — Мне очень приятно, что г-н Погорельской хочет написать рецензию на мой роман; но признаюсь, был бы ещедовольнее, если б этот разбор вам не понравился и вы бы сделали то, о чем мне намекнул в своем письме Филипп Филиппович Вигель.

Прощайте! — Как жаль, что не могу обнять вас иначе как мысленно; но если я прикован к Москве, то вы не век будите жить в Петербурге — и я уверен, что приехав [297] сюда, захотите показать мне новый знак драгоценной для меня приязни вашей — то-есть: пришлете мне сказать, что вы в Москве. —

Будьте здоровы, продолжайте быть украшением словесности нашей, — и полюбите, хотя когда-нибудь, искренно [298]вас уважающего — и от души готового быть другом вашим

покорнейшего слуг[у] М. Загоскина.

NB. Сей час прочел рецензию на меня в Северной Пчеле. Может быть Булгарин и прав — да не хорошо кричать: „пожалуйте к нам, господа! — милости просим! — наш товар лучше! — “

Милостивый государь, Александр Сергеевич!

Государь император заметить изволил, что Вы находились на бале у французского посла во фраке, между тем как все прочие приглашенные в сие общество были в мундирах. Как же всему дворянскому сословию присвоен мундир тех губерний, в коих они имеют поместья, или откуда родом, то его величество полагать изволит приличнее русскому дворянину являться в сем наряде в подобные собрания.

Извещая о сем Вас, имею честь быть с совершенным почтением и преданностию,

милостивый государь, ваш покорнейшей слуга А. Бенкендорф

№ 377. 28. Январь 1830. Его б[лагоро]дию А. С. Пушкину.

Высылай ко мне скорее Дельвига, если ты сам не едешь. Скучно издавать Газету одному с помощию Ореста, несносного друга и товарища. Все Оресты и Пилады на одно лицо. Очень благодарю тебя за твою прозу — подавай ее поболее. Ты бранишь Милославского, я его похвалил. Где гроза, тут и милость. Конечно в нем многого недостает, но многое и есть: живость, веселость, чего Булгарину и во сне не приснится. Как ты находишь Полевого? Чтенье его Истории заменило Жуковскому чтение Муравьева статс-секретаря. Но критика Погодина ни на что не похожа. Как бы Каченовского взбесить? стравим их с Полевым.

Правда ли, что моя Гончарова выходит за Архивного Мещерского? Что делает Ушакова, моя же? Я собираюсь в Москву — как бы не разъехаться. Я напечатал твое к Ним противу воли Жуковского. Конечно я бы не допустил к печати ничего слишком горького, слишком озлобленного. Но элегическую [-]-[-] позволено сказать, когда не в терпеж приходится благородному человеку. Кланяюсь всем твоим и грозному моему критику Павлуше. [299] Я было написал на него ругательскую Антикритику, слогом Галатеи — взяв в эпиграф Павлуша медный лоб приличное названье! собирался ему послать, не знаю куда дел.

Адрес: [300] Князю Петру Андреевичу Вяземскому. в Москву в Чернышевском переулке в собств. доме.

[П. А. Вяземский:]

Вот и вторая статья. Справься, так ли стих:

Разделите статью по журналам в ней рассмотренным: для каждого листа по особенному журналу, а целиком много. — Должно бы сказать в примечании, что этот журнальный смотр один раз на всегда, а не будут следовать за каждою новою книжкою журналов, разве в каком-нибудь экстренном случае. — Отыщи эпиграмму мою на Булгарина, где я жалуюсь на похвалы его, она, говорят, у барона Розена, и напечатайте ее в Газете.

1-го февраля.

[А. А. Дельвиг:]

Напрасно вы изволили под статьею на Историю Полевого напечатать: продолжение обещано: все ждут его и не дождутся. Обнимаю тебя, душа моя, через неделю увидимся. Прощай

Дельвиг.

C'est aujourd'hui le 9 anniversaire du jour où je vous ai vu pour la première fois. Ce jour a décidé de ma vie.

Plus j'y pense, plus je vois que mon existence est inséparable de la vôtre; je suis né pour vous aimer et vous suivre — tout autre soin de ma part est erreur ou folie; loin de vous je n'ai que les remords d'un bonheur dont je n'ai pas su m'assouvir. Tôt ou tard il faut bien que j'abandonne tout, et que je vienne tomber à vos pieds. L'idée de pouvoir un jour avoir un coin de terre en Crimée [?] est la seule qui me sourit et me ranime au milieu de mes mornes regrets. Là je pourrai venir en pèlerinage errer autour de votre maison, vous rencontrer, vous entrevoir… [302]

J'ai oublié l'autre jour que c'était à dimanche que j'avais remis le plaisir de vous voir. J'ai oublié qu'il fallait commencer sa journée par la messe et que je devais la continuer par des visites et courses d'affaires. J'en suis désolée car cela va retarder jusqu'à demain soir le plaisir de vous voir et celui de vous entendre. J'espère que vous n'oublierez pas la soirée de lundi et que vous ne m'en voudrez pas trop de mon importunité en faveur de toute l'admiration que je vous porte.

C.S. Ce dimanche matin.

Адрес: Monsieur Alexandre Poushkine. [303]

Vous vous jouez de mon impatience, vous semblez prendre plaisir à me désappointer, je ne vous verrai donc que demain — soit. Cependant je ne puis m'occuper que de vous.

Quoique vous voir et vous entendre soit pour moi le bonheur, j'aime mieux vous écrire que vous parler. Il y a en vous une ironie, une malice qui aigrissent et découragent. Les sentiments deviennent pénibles et les paroles du cœur se tournent en pures plaisanteries en votre présence. Vous êtes le démon, c'est à dire celui qui doute et nie, comme le dit l'Écriture.

Dernièrement, vous avez cruellement parlé du passé. Vous m'avez dit ce que je tâchais de ne pas croire — pendant 7 ans entiers. Pourquoi cela?

Le bonheur est si peu fait pour moi, que je ne l'ai pas reconnu quand il était devant moi. Ne m'en parlez donc plus, au nom du Christ. Le remords, si tant est que je l'eusse connu, le remords aurait eu sa volupté — un regret pareil ne laisse à l'âme que des pensées de rage, de blasphème.

Chère Ellénore, permettez-moi de vous donner ce nom qui me rappelle et les lectures brûlantes de mes jeunes [?] années et le doux fantôme qui me séduisait alors, et votre propre existence si violente, si orageuse, si différente de ce qu'elle devait être. Chère Ellénore, vous le savez, j'ai subi toute votre puissance. C'est à vous que je dois avoir connu tout ce [que l'ivresse] de l'amour a de plus convulsif et de plus doulou[reux] comme tout ce qu'elle a de plus stupide. De tout cela il [ne] m'est resté qu'une faiblesse de convales[cent], [un] attachement bien doux, bien vrai, et qu'un peu de crainte qu'il m'est impossible de surmonter.