Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Il y a un an à peu près que dans l'un de nos journaux on imprima un article satyrique dans lequel on parlait d'un certain littérateur qui manifestait des prétentions à une origine noble, tandis qu'il n'était qu'un bourgeois-gentilhomme. On ajoutait que sa mère était une mulâtre dont le père, pauvre négrillon, avait été acheté par un matelot pour une bouteille de rhum. Quoique Pierre le Grand ne ressemblât guère à un matelot ivre, c'était me désigner assez clairement, vu qu'il n'y a que moi de littérateur Russe qui comptasse un nègre parmi mes ancêtres. Comme l'article en question était imprimé dans une gazette officielle, qu'on avait poussé l'indécence jusqu'à parler de ma mère dans un feuilleton qui ne devrait être que littéraire, et que nos gazetiers ne se battent pas en duel, je crus devoir répondre au satyrique anonyme, ce que je fis en vers et très vertement. J'envoyais ma réponse à feu Delvig, en le priant de l'insérer dans son journal. Delvig m'engagea à la supprimer, me faisant observer qu'il y aurait du ridicule à se [693]défendre la plume à la main contre des attaques de cette nature et à afficher des sentiments aristocratiques, lorsqu'à tout prendre on n'était qu'un gentilhomme-bourgeois, sinon un bourgeois-gentilhomme. Je me rendis à son avis, et l'affaire en resta là; cependant il courut quelques copies de cette réponse, ce dont je ne suis pas fâché, attendu qu'il n'y a rien que je voulus désavouer. J'avoue que je tiens à ce qu'on appèle des préjugés: je tiens à être aussi bon gentilhomme que qui que ce soit, quoique cela ne rapporte pas grand'chose; je tiens beaucoup enfin au nom de mes ancêtres, puisque c'est le seul héritage qu'ils m'ont laissé.

Mais comme on pourrait prendre mes vers pour une satyre indirecte sur l'origine de quelques familles marquantes, si on ne savait que c'est une réponse très modérée à une provocation très repréhensible, je me suis fait un devoir de vous en donner franchement l'explication, et d'y joindre la pièce en question.

Agréez, Général, l'hommage de ma haute considération.

de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur. Alexandre Pouchkine.

24 Nov. St P. b. [694]

Милостивый государь Александр Сергеевич!

При жизни моего отца и благодетеля, я всегда имела удовольствие пользоваться вашим ко мне расположением, в самые несчастные минуты после покойного, вы и тогда нас не оставили своим участием, и потому смело надеюсь, что мое письмо не обременит вас, тем более, что я вас беспокою о моем деле, от которого зависит всё мое последнее состояние.

В нынешнем месяце кончится срок публикации о вступлении в Болдинское имение вашего батюшки, но я слышала, что ему не угодно в оное входить, ваше намерение всегда кажется было не допускать вашего родового имения до акционной продажи, то естьли оное вами не переменено, то все кредиторы поставють за удовольствие иметь с вами дело. На сих днях я получила из опеки от г-на Повалишина счет всем законным актам, которые поступили в оную; мне 60-ть т.[ысяч] р., маминьки 50-ть т.[ысяч] р., разным лицам по мелочам 25-ть т.[ысяч] р.; с моей стороны с маминькой мы готовы уменьшить из числа нашего капитала, остальную сумму она согласна будет вам рассрочить на несколько лет без процентов, я же прошу вас по моей необходимой крайности заплатить мне немного более половины наличными деньгами, остальные тоже согласна буду рассрочить без процентов, на счет остальных кредиторов, которые, я думаю, возьмут одну капитальную сумму.

Я уверена на ваше ко мне всегдашнее расположение, что вы не лишите меня иметь удовольствие получить ваш ответ, в котором надеюсь узнать ваше решение о вступлении в наследство.

С истинным моим почтением имею честь быть преданная вам

Маргарита Безобразова. Москва 1831-го года 25-го ноября.

Адрес. На Петровке в доме г-жи Раевской.

1831. Ноября 28-го. Г. Тверь.

Почтенный и любезнейший, Александр Сергеевич!

Вчера имел я честь получить письмо Ваше, от 21-го ноября. Весело было мне взглянуть на почерк руки вашей; спасибо сплетчикам за доставленное мне удовольствие читать строки ваши. Но я долго думал и не мог додуматься, из чего бы можно было вывести, что якобы я на Вас сердит?!.. Смею уверить, что я Вас любил, люблю и (сколько за будущее ручаться можно) любить не перестану! — Многие любят ваш талант; я любил и люблю в Вас — всего Вас. В перьвый раз из письма вашего узнаю, что альманах составляется в пользу или в память Дельвига, милого, доброго Дельвига! О. М. Сомов писал мне неясно. Я однакож, еще до получения вашего письма, выслал Сомову одну в прозе и пять пиэс в стихах. Теперь Вам посылаю: три в стихах и одну (т. е. один лоскуток!) 244 в прозе. Прозы у меня совсем нет! Проза губернского правления съела весь мой досуг. Из всех сих 10-ти пиэс Вы выберете пару, много две пары по Вашему усмотрению, а прочие прошу покорно передать моему коммиссионеру актеру Сибирякову, который к Вам явится. Если б я и забыл вас, то мне напомнила бы о Вас жена моя, которая еще недавно поставила портрет Ваш подле Шиллера и Гётте. Она, будучи еще в девушках, перевела целый том Шиллера. Вчера я выдернул один листок из ее тетрадки и посылаю Вам Военную песню из Валл.[енштейнова] Лагеря; да познакомит Вас это с одною из почитательниц Ваших — моею женою; а меня прошу (как говорят французы) положить к ногам Вашей милой супруги. Я много наслышался о ее красоте и любезности. И так и Вы осемьянились! Да почиет благословение божие над Вами и семейством Вашим! Если увидите Софью Михайловну [695]Дельвиг, прошу отдать ей мое нижайшее почтение. Как мы (я и жена моя) обрадуемся, увидя Вас лично! а до того примите уверение в любви к Вам бывшей, настоящей и не могущей не быть, вам преданного,

милостивый государь! Вашего пок[орнейшего] слуги Ф. Глинки.

P. S. Стихи мои дурно и ошибочно переписаны семинаристом, выправлять некогда — извините!..

Merci beaucoup pour le garçon boucher. Il y a du vrai talent dans tout cela. Mais Barnave… Barnave; voici Manzoni qui appartient au Comte Litta. Veuillez le lui faire remettre et ne faites pas attention à mes prophéties. [696]

A la lettre je n'ai pas le sou. Veuillez attendre un jour ou deux.

Tout à vous A. P. [697]

Сей час приехал к Нащокину на Пречистинском Валу в дом г-жи Ильинской. Завтра буду тебе писать. Сегодня мочи нет устал. Цалую тебя, женка, мой ангел.

6 дек.

Адрес: М. г. Натальи Николаевне Пушкиной В С. Петербург. В Галерной в доме Брискорн.

Здраствуй, женка мой ангел. Не сердись, что третьего дня написал я тебе только три строки; мочи не было, так устал. Вот тебе мой Itinéraire [698]. Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне объявили, что по причине оттепели должен я отправиться в летнем; взяли с [699]меня лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А я еще и человека с собою не взял в надежде путешествовать одному. Один из моих спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты, и который на станции ровно час отхарковался в углу. Другой мемельский жид, путешествующий на счет первого. Вообрази, какая веселая кампания. Немец три раза в день и два раза в ночь окуратно был пьян. Жид забавлял его во всю дорогу приятным разговором, на пример по-немецки рассказывал ему Iwan Wijiguin; (ganz charmant!) [700]. Я старался их не слушать и притворялся спящим. Вслед за нами ехали в дилижансах трое купцов, княгиня Голицына (Ланская), приятель мой Жемчужников, фр.[ейлина] Кочтова [701]и проч. Всё это останавливалось вместе; ни [702]на минуту не было покоя; в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи, и насилу дотащились до Москвы. Нащокина не нашел я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистинских ворот в доме Ильинской (не забудь адреса). Он всё тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь проигрался, в долгах и хлопотах. Твою комиссию исполнил: поцаловал за тебя и потом объявил, что Нащокин дурак, дурак Нащокин. Дом его (помнишь?) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха. Видел я Вяземских, Мещерских, Дмитриева, Тургенева, Чадаева, Горчакова, Д.[ениса] Давыдова. Все тебе кланяются; очень расспрашивают о тебе, о твоих успехах; я поясняю сплетни, а сплетен много. Дам московских еще не видал; на балах и в собрание вероятно не явлюсь. Дело с Нащокиным и Догановским вероятно скоро кончу, о твоих брилиантах жду известия от тебя. Здесь говорят, что я ужасный ростовщик; меня смешивают с моим кошельком. К стати: я кошелек обратил в мошну, и буду ежегодно праздновать родины и крестины, сверх положенных имянин. Москва полна еще пребыванием Двора, в восхищении от царя, и еще не отдохнула от балов; Цыхлер сделал в один месяц 80 тысяч чистого барыша. А. Корсокова выходит за к.[нязя] Вяземского. Вот тебе все наши новости. Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне всё что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени коменданской лестницы. Душа моя, женка моя, ангел мой! сделай мне такую милость: ходи 2 часа в сутки по комнате, и побереги себя. Вели брату смотреть за собою и воли не давать. Брюлов пишет ли твой портрет? была ли у тебя Хитрова или Фикельмон? Если поедешь на бал, ради бога, кроме кадрилей не пляши ничего; напиши, не притесняют ли тебя люди, и можешь ли ты с ними сладить. За сим цалую тебя сердечно. У меня гости.