Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма, Том 2

Такое попрание индивидуальных способностей трудящихся не является исключительно результатом разделения труда и обесценивания производственных навыков вследствие «научной организации труда». Простая критика сложившейся организации труда мало что даст. Дело в том, что попрание индивидуальных способностей, проявляющееся в процессе труда, начинается еще со школы.

Базовая программа обучения в школе претендует на роль компетентного авторитета по всем вопросам и знатока во всяком деле. Однако «всесторонне развитая» личность, которую Маркс называет цельной, поскольку ее потенциальные возможности достигли максимального раскрытия, никогда не сможет стать ничем, кроме универсального дилетанта или любителя. Школьное образование подавляет независимость и индивидуальные способности, отдавая предпочтение иерархической системе оценок «знаний», естественной характерной чертой которых является то, что они не приносят никакой практической пользы тем, кто их приобретает, ибо являются всего лишь условной обменной ценностью на рынке труда. Ничто из того, чему вы учились в школе, не имеет никакой практической пользы. Единственный способ использовать навыки, полученные в школе, — это обратиться к посредничеству третьего лица и попытаться предложить себя «на рынке труда».

Школы не способны научить нас владеть иностранными языками (и даже, по большому счету, своим родным), петь, танцевать или как следует владеть собственными руками и ногами, правильно есть, преодолевать всевозможные препятствия, создаваемые бюрократическими структурами, наконец, ухаживать за маленькими детьми или больными. Если люди перестают петь, но покупают миллионы аудиозаписей, на которых профессионалы поют за и для них, если они не имеют представления о том, как правильно питаться, но с готовностью платят врачам и фармацевтическим компаниям уйму денег за лечение симптомов и последствий неправильной диеты, если они не знают и знать не хотят, как воспитывать детей, заботясь только о том, чтобы возложить бремя их воспитания на плечи специалистов, имеющих дипломы «государственного образца», если они не могут починить радиоприемник или поменять прокладку в водопроводном кране, перевязать вывихнутую лодыжку или вылечить простуду без сильнодействующих лекарств, или работать в саду и огороде и т.д. и т.п., то это объясняется тем, что главной миссией школы является подготовка для производственной сферы, коммерции специальных видов деятельности и, наконец, для государства трудящихся, потребителей, пациентов и клиентов, готовых принять и исполнять предназначенные им роли.

Таким образом, институциональная функция, возложенная на школу, состоит в том, чтобы увековечивать и укреплять — а не корректировать и нейтрализовывать — дезинтегрирующее, инфантилизирующее и антикультурное влияние общества и государства. Между тем в обществе, реально заботящемся об образовании, в обществе, в основе которого лежит живая культура, школа не имела бы такого негативного эффекта и не стала бы тем, чем она является сегодня. Это объясняется тем, что она является составной частью общего процесса, в котором реальные знания, культура и самостоятельность предельно отдалены от процесса труда, от реальной жизни и среды, в которой они работают, от настоящих отношений между человеком и природой, и все ради того, чтобы сосредоточиться на неких формальных функциях и специальных учреждениях, которые неизбежно порождают соответствующую специализацию.

Безработица, то есть неспособность заниматься продуктивной деятельностью помимо работы на кого-либо, являет собой финальную точку абсурдности системы, основанной на внешнем регулировании.

Таким образом, попрание всякой самостоятельности осознается как составная часть процесса, создаваемого отчасти преднамеренно, который ведет к усилению господства капитала — или государства, принимающего на себя его функции, — над трудящимся не только в роли работника, но и в роли потребителя. Лишая индивидуума вместе с его увеличивающейся семьей или общиной возможности самостоятельно производить что-либо из того, что они потребляют и без чего они не могут обойтись, капитализм (и государство) заставляет их удовлетворять все многообразие своих потребностей посредством приобретения товаров (в частности приобретения навязываемых им товаров и услуг), в то же самое время капитализм активно усиливает свой контроль над таким потреблением.

Такое попрание самостоятельности и культурной автономии, вытекающее их этого, неизбежно ассоциируется с уничтожением государством гражданского общества. Под термином «гражданское общество» я подразумеваю разветвленную сеть социальных отношений, возникающих между отдельными индивидуумами в контексте некой группы, общины или сообщества, существование которой не зависит от посреднической роли институциализирующего влияния государства. Она, эта сеть, включает в себя все виды связей и отношений, возникших добровольно и на основе взаимности, а не на основе закона или юридических обязательств.

Так, например, она включает в себя отношения кооперации и взаимной помощи, которые могут сложиться в общине между соседями или людьми, живущими в одном и том же здании; сплоченность и солидарность рабочего класса в прежние времена; добровольные ассоциации и кооперативы, создаваемые людьми ради реализации своих общих интересов; семейные отношения и отношения в больших патриархальных общинах — короче, все многообразие видов обмена и контактов, которые составляют или некогда составляли основу жизни общины или небольшого городка.

Такая разветвленная сеть саморегулирующихся и неинституциализированных социальных отношений заменяется разделением труда по социальному и территориальному признаку, которое неизбежно сопровождает индустриализацию. Отток населения из сельской местности влечет за собой распад сельских общин, ведет к безудержному разрастанию пригородов и вынуждает людей селиться в спальных районах городов, сама архитектура и устройство которых создают массу препятствий для контактов и общения между людьми. Увеличение протяженности пути до места работы ведет к постоянной усталости. А страшная перенаселенность городов, перегруженность улиц и транспортных систем превращает нас в некое «мы», некое анонимное человечество, которое самой своей громадной численностью создает препятствия для самореализации и простого передвижения каждого отдельного человека.

Работа воспринимается как наказание, а не как творчество; трудящиеся привыкают чувствовать себя придатками машин, вместо того чтобы те помогали им обрабатывать неодушевленное сырье. Труд притупляет их индивидуальные качества и ведет к атрофии творческих способностей.