Александр Греков - Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова

Между тем, присутствия в Одессе крупных французских сил не чувствовалось. Там была греческая дивизия, но она особых надежд на себя не внушала. Командование продолжало безаппеляционно устраняться от всякого содействия украинским войскам и даже не согласилось дать свою мастерсткую для исправления попорченных орудий, в которых украинская армия имела недостаток. С дипломатическими миссиями Петлюры оно говорило только языком трбеований, а Петлюра, конечно, не имел ни малейшего желания ухзодить, сделавшись после отставки Винниченко полновластным хозяином директории и сохраняя в своих руках высшую военную власть. Правда, в войсках было достаточно элементов, далеко не почитавших головного атамана, но эелементы эти были раздроблены и сконцентрировать их не было ни малейшей возможности. В самом одесском районе можно было составить кое-какие части, но для этого надо было иметь уверенность в прочности пребывания французских войск на украинской территории, а между тем чувствовалось уже, что, в связи с кавказской политикой Англии и безнадежным положением вещей на Украине, может последовать совершенно неожиданный уход французов из Одессы. Уже из района Вознесенска французские части начали стягиваться к Одессе. Все это зпасталяло думать, что кем бы и какие бы переговоры ни велись, все равно результатом будет занятие большевиками всей украинской территории. В течение этого моего пребывания в Одессе мне неоднократно приходилось говорить с полк. Фрейнденбергом, и он категорически заявил мне, что с петлюровской, также как и винниченковской директорией никаких серйозных коопера ций у французов не может быть. С этим я и выехал из Одессы, так как в подготовке мной военного соглашения надобности не оказалось. Мациевич, Бачинский и Марголин остались в Одессе, продолжая свои бесконечные и безнадежные переговоры. Впрочем они, живя в своем поезде вдали от всякого начальства и критики партий, чувствовали себя здесь гораздо лучше, чем в Виннице, и не торопились возвращаться туда. Представителем военного министерства в Одессе остался подполковник Кавернинский, работавший, как я узнал впоследствии, совсем не в пользу Украины.

Переполненный впечатлениями от разговоров с полк. Фрейденбергом, я 4-го марта явился к Петлюре, подробно изложив ему картину общего положения внутри страны и на фронте, подчеркнув, что единственным спасением для страны могла бы быть активная помощь со стороны французов, и начал убеждать его, что он сыграл уже крупную историческую роль в период освобождения Украины и вряд ли может рассчитывать на какое-либо почетное добавление к ней в создавшейся обстановке и потому, как гражданин и патриот, он должен исполнить желание французов, являющееся категорическим условием их помощи, и уйти подобно Винниченко. Разговаор был очень долгий и совершенно неожиданно для меня носил, во всяком случае по видимости, сердечный характер со стороны Петлюры. В конце концов он заявил мне, что на рассвете 5-го марта он едет в Винницу (разговор происходил в Жмеринке) и заявит директории о своем уходе. Действительно, 5-го он поехал в Винницу, пригласив и меня с собой, и сделал в заседании директории заявление о готовности своей для пользы родины уйти. Однако, сотальные члены директории немедленно созвали лидеров партий и под председательством Андрея Макаренко продебатировали вопрос об отказе Петлюры и категорически решили его отрицательно. Петлюра не заставил себя особенно долго уговаривать. Я лично присутствовал при всех этих перипетиях и был очевидцем их. Ясно было, что украинское дело проиграно. Весь вопрос состоял лишь в, как долго продлится агония. Здесь же директория вынесла постановление немедленно командировать того же меня в Одессу для убеждения французского командования, что Петлюра не может уйти из директории и головного атаманства, ибо тогда все войска бросят оружие, и что необходимо поддерживать существующее украинское правительство для спасения от большевиков хотя бы той части страны, которая ими еще не занята. Иначе они дойдут скоро и до Одессы и “в один миг сборосят французов в море” — буквальное выражение протокола постановления директории.

Я вполне был убежден, что все украинское дело кончено теперь, и потому мне было совершенно безразлично, оставаться ли в Жмеринке или ехать в Одессу с поручением директории. 6-го марта я опять отправился к французскому командованию. По прибытии в Одессу я узнал, что полк. Фрейденберг морем выехал в Херсон, где произошли столкновения греческих войск с большевиками, и что войска эти, а также находящиеся в районе Николаева и Березовки оттягиваются к Одессе. Ясно было, что втягиваться в борьбу с большевиками французское командование не предполагало, а потому и продолжать строить какие-либо планы относительно вмешательства его в украинские дела не приходилось.

По возвращении полк. Фрейденберга я буквально передал ему порученное мне для сообщения французскому командованию постановление директории о необходимости пребывания Петлюры во главе Украинской власти и совершенно не пытался начинать какие-либо переговоры о реальнывх мерах за безнадежностью их в связи с обрисовывающимися все более и более планами французов оставить украинскую территорию и в связи с неизлечимым хаосом в правительстве страны и в ней самой.

Между тем, во время этого последнего моего пребывания в Одессе по приказанию Петлюры без моего ведома, но от моего имени, как наказного атамана, отдан был группе Янева, прикрывавшей подступы к Одессе с севера, приказ очистить это направление, отойти к Жмеринке и открыть пути на Одессу большевикам. Конечно, это распоряжение отрезало Херсонщину от связей с директорией и давало возможность начать здесь независимые от нее организаций, но для этого прежде всего требовалась уверенность в пребывании в этом районе французских войск хотя бы до окончания этой организации, а такой уверенности после херсонских событий быть не могло. Кроме того, в Одессе сильна была добровольческая организация, и вести украинские формирования было при этом условии крайне затруднительно. Наконец, в Одессе и ее районе были и польские части, и они далеко не сочувствовали созданию украинских сил. В итоге явно было, что в создавшихся условиях подобная попытка могла явиться лишь авантюрой, но не серьезным государственным начинанием.

Желая по-офицерски закончить свои сношения с французским командованием, начатые по-офицерски ген. Бориусом, спасшим меня от добровольцев, я в связи со всем изложенным отменил данный Яневу моим именем приказ, сообщил об этом полк. Фрейденбергу и 12 марта уехал из Одессы, чтобы более уже в нее не возвращаться. 17-го марта 1919 года я ушел вовсе с украинской службы и выехал в качестве частного лица за границу, в Галицию.