Дмитрий Хмельницкий - СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова

Статья 5. Настоящий договор подлежит ратификации в возможно короткий срок, после чего договор вступает в силу.

Постскриптум.

Настоящий договор вступает в силу только в случае одновременного подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам, представляющим интерес для Высоких Договаривающихся Сторон. Протокол является составной частью Пакта /см.: Германский посол в Москве — в МИД Германии. Телеграмма от 19 августа // СССР — Германия. 1939–1941. Т. I. С. 47–48.

93. Правда. 1939.1 сент.

94. См., напр.: Бережков В.М. Приговор выносит время // Неделя. 1989. № 31. С. 10.

95. Семиряга М. И. Советско-германские договоренности… С. 94.

96. См.: Уроки прошлого, выводы на будущее // Известия. 1989. 24 авг.

97. Сравнение этих соглашений возможно лишь по оценке, заявленной в отношении них мировым сообществом. Комментируя заключение советско-германского договора о нейтралитете от 24 апреля 1926 г., французская газета «Авенир» («Будущее») писала: «Германия под носом у нас подготовляет реванш. При желании Германии Красная армия вторично вторгнется в Польшу» (цит. по: Советско-германский договор — бельмо на глазу империалистов // Правда. 1926. 29 апр.). То, чему не суждено было случиться в то время, было осуществлено в сентябре 1939 г.

98. Статья 2 Берлинского договора гласила: «Если, вопреки своему мирному поведению, одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению третьей державы или группы третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта» (Правда. 1926. 27 апр.).

100. Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939: пер. с нем. М., 1990. С. 297.

101. Семиряга М. И. Советско-германские договоренности… С. 97.

102. Фляйшхауэр И. Пакт. С. 297.

103. Названная статья гласила следующее: «Обязательства, изложенные в предшествующих статьях, не могут никаким образом ограничить или изменить права и обязанности, вытекающие для каждой из высоких договаривающихся сторон из соглашений, заключенных ею ранее вступления в силу настоящего договора, причем каждая из сторон заявляет настоящей статьей, что она не связана никаким соглашением, налагающим на нее обязательство участвовать в нападении, предпринятом третьим государством».

104. Текст протокола от 5 мая 1934 г. о продлении срока действия договора о ненападении между СССР и Польшей см.: Внешняя политика СССР. Т. III. С. 714–715. Действие этого пакта было еще раз подтверждено сторонами 26 ноября 1938 г. (см.: Известия. 1938. 27 нояб.).

105. Текст договора см. там же. 1941. 6 апр.

106. Так, ч. 1 ст. 2 договора о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г., имея условием своего применения ту же ситуацию, что и ст. 2 советско-югославского договора от 1941 г., т. е. случай, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, накладывала на другую договаривающуюся сторону обязательство не оказывать ни прямо, ни косвенно помощи и поддержки нападающему государству в продолжение всего конфликта. 301

107. Для сравнения приведем статью II договора о взаимопомощи между СССР и Литвой от 10 октября 1939 г., говорившую о том, что в случае нападения на одну из договаривающихся сторон любой европейской державы Советский Союз и Литва обязуются оказывать друг другу всяческую помощь, в том числе и военную /Известия. 1939. 11 окт.

108. Ратификация советско-германского договора о ненападении была осуществлена 31 августа 1939 г. Верховным Советом СССР, а не его Президиумом. Это являлось отступлением от установленного Законом СССР от 20 августа 1938 г. «О порядке ратификации и денонсации международных договоров СССР» правила (в качестве примера следования данному правилу приведем ратификацию Президиумом ВС СССР 29 сентября 1939 г. советско-эстонского пакта о взаимопомощи от 28 сентября 1939 г. (см.: Сообщение ТАСС о ратификации советско-эстонского пакта о взаимопомощи Президиумом Верховного Совета СССР // Известия. 1939. 30 сент.), ибо ст. 1 названного закона гласила: «В соответствии с пунктом «м» статьи 49 Конституции СССР ратификация международных договоров производится Президиумом Верховного Совета СССР» (Текст закона см.: Образование и развитие Союза Советских Социалистических Республик. М., 1973. С. 490).

Однако выводить из этого недействительность постановления Верховного Совета и ратификации советско-германского договора о ненападении не следует, так как в регламентировавшей компетенцию Верховного Совета СССР ст. 31 Конституции СССР 1936 г. говорилось, что «Верховный Совет СССР осуществляет все права, присвоенные Союзу ССР согласно статье 14 Конституции (пункт «а» статьи 14 Конституции относил ратификацию договоров с другими государствами к ведению СССР. —А.П.), поскольку они не входят, в силу Конституции, в компетенцию подотчетных Верховному Совету СССР органов СССР: Президиума гВерховного совета СССР, Совета Народных Комиссаров СССР и Народных Комиссариатов СССР» (Конституция СССР 1936 г. // Там же. С. 455, 457, 459).

Такая формулировка ст. 31 призвана была не подчеркнуть отсутствие у Верховного Совета каких-либо правомочий, а, не перечисляя их конкретно, определить круг его полномочий в целом. Иначе в тексте статьи употреблялся бы оборот: «…за исключением тех правомочий, которые, в силу Конституции, входят в компетенцию подотчетных Верховному Совету органов СССР: Президиума Верховного Совета СССР..». В тексте же ст. 31 Конституции употреблялся пояснительный, а не противительный союз «поскольку». Очевидно, что вынесение вопроса о ратификации советско-германского договора о ненападении на рассмотрение Верховного Совета СССР, а не его Президиума, потребовалось Сталину для придания этому процессу демонстрационного характера. На это указывает и сопровождавший вынесение договора на ратификацию доклад В. М. Молотова о советской внешней политике, призванный привлечь внимание мировой общественности. Советское руководство сочло необходимым на весь мир заявить о своем желании остаться в стороне от грядущей войны в Европе, неизбежность которой после подписания советско-германских соглашений Сталин отчетливо сознавал.

109. Версальский мирный договор: Перев. с франц. М., 1925. С. 112.

110. Известия. 1989. 25 дек.

111. Правда. 1989. 28 дек.

112. Там же.

113. Бывший руководитель аппарата экс-президента СССР Валерий Болдин рассказывает: «То, что Горбачев большой мистификатор, секрета не представляет. Во всяком случае, в 1987 г. секретные протоколы и карты были положены ему на стол. Он расстелил карту и долго изучал ее. Это была крупномасштабная карта с обозначением населенных пунктов, рек и прочего на немецком языке. Он изучал линию границы, которая была согласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентропа. Потом Горбачев посмотрел и сам протокол — небольшой документ, по-моему, всего два листочка, и обратил внимание на то, что подпись Молотова была сделана латинскими буквами. Та главная загадка, которая всех сбивала с толку и была необъяснима. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: «Убери, и подальше!» Шло время, и вдруг эти протоколы стали вызывать повышенный интерес. Их запрашивали и Фалин, и Яковлев. Я доложил об этом Горбачеву. Он сказал: «Никому ничего давать не надо. Кому нужно — скажу сам».