Н Гершензон-Чегодаева - Первые шаги жизненного пути

В 1913 году летом они повенчались. Муж Тани поступил в бывшее техническое училище, и она его содержала все годы учения. Потом он воевал, и в германскую войну, и в гражданскую, и они много жили в разлуке. Все эти годы Таня самоотверженно работала, зарабатывала деньги, работала по хозяйству. С 1917 года она служила в каком-то учреждении. Когда муж ее бросил, она сказала маме: "Такое маленькое мое было счастье, и то я его лишилась".

В 1929 году, после смерти тети Ани, она переехала к дяде Шуре. Так хотелось ей в молодос-ти пожить для себя, найти личное счастье, а судьба заставила ее всю ее длинную жизнь, вплоть до глубокой старости, жить только для других.

Котя кончил свою жизнь очень грустно. После разрыва с Таней он женился на своей дальней родственнице по имени Мария. Она оказалась очень хорошей женщиной. Она привела его к Тане и заставила снова уважать ее и встречаться с нею. Сама она до сих пор бывает у Тани вместе с родившейся у них дочкой Наташей, теперь уже выросшей. Котя был арестован в 1937 году и скоро умер в тюрьме еще совсем не старым человеком.

Ясно и четко помню работницу дяди Шуры, прожившую у них в доме 60 лет, Елену Андреевну. Ее история интересна. Когда у Гольденвейзеров умирала мать, они остались без кухарки, так как та была больна тяжелым гриппом (от нее и заразилась бабушка, у которой грипп перешел в воспаление легких) и лежала в больнице. В один из этих тяжелых дней моя мама, проходя по улице, услышала голос женщины, предлагавшей свои услуги в качестве домашней работницы. Мама оглянулась и увидела молодую женщину, сидящую на тумбе. Ни минуты не задумываясь, т.к. в тот момент ей все было безразлично, она привела незнакомую женщину в дом. Ей предоставили полную свободу действий на кухне. В первый же день она подала им поварски приготовленный обед. Это и была Елена, Она не видела их мать живой, т. е. не входила к ней в комнату, а видела только умершей в гробу.

Потом они вспомнили, что уже встречали Елену прежде. В одно из лет на даче рядом с ними в саду гуляла красавица-кормилица с младенцем на руках; они ее запомнили, а потом из разговоров выяснилось, что это была Елена, Елена никогда не была замужем. У нее был многолетний роман с женатым человеком - извозчиком Андреичем, имевшим в деревне семью. От него у Елены было двое детей, которых она сдала в воспитательный дом, и они там пропали. Андреич много лет подряд приходил к Елене, сидел у нее на кухне. Потом он стал хворать и уехал в деревню, где и умер. Я знаю, что она долго замалчивала эту свою связь, считая себя великой грешницей.

Елена жива до сих пор, но я помню ее такой, какой видала в детстве. Это была толстая, крупная женщина с красивым лицом цыганского типа. В молодости на этом лице было несколько украшавших его родинок, которые потом превратились в бородавки. При нас она часто приходила из кухни и, стоя у буфета, повязанная фартуком, подолгу разговаривала о всяких людях, случаях и т. д., беспрестанно вставляя слово "Господи". У нее была великолепная память, она помнила все и вся, но культура к ней никак не приставала, она осталась неграмотной и говорила попросту. При ней у дяди Шуры некоторое время работала горничная Дуняша, с которой жила и ее маленькая дочка Параша. С Дуняшей случилась какая-то внезапная болезнь, от которой она умерла. Параша осталась в доме у дяди Шуры, и Елена взяла ее под свое покро-вительство. До конца Парашиной жизни (она умерла в 1953 году, от рака) Елена относилась к ней как к родной дочери. В 1948 году дядя Шура устроил Елене юбилей, отпраздновал 50-летие ее пребывания в их доме. Был организован банкет, приглашены гости, Гриша, Спива-ки и т.д., пили шампанское - дядя Шура подарил ей 1000 рублей, я была в тот вечер чем-то нездорова и не могла прийти к ним, о чем очень жалела.

Не слишком удачной оказалась жизнь маминого старшего брата дяди Коли. Его мы видали только по праздникам в нашем доме. Не помню, чтобы нас водили к ним хоть один раз. Но все же мы знали его больше, чем дядю Шуру, и были с ним ближе, забирались к нему на колени, он с нами возился, шутил, рассказывал нам сказки, чего дядя Шура никогда не делал. Это был тогда уже пожилой, лысеющий человек с редкими седеющими волосами. У него было худое лицо со впалыми щеками и несколько обвислым носом. Его голубые навыкате глаза смотрели как-то странно, немного сбоку, потому что он от рождения был слеп на один глаз. В молодости это был красивый, остроумный и блестяще-одаренный юноша, обладавший феноменальной памятью. Но жизнь скрутила его и убила в нем все свои дары.

Сначала на него гнетом легли разные семейные тяготы. Главной тяжестью было то, что, когда ему было лет двадцать, отец, смолоду страстный картежник, будучи адвокатом, проиграл какие-то казенные деньги по случаю чего все имущество семьи было продано с молотка, ему, как старшему сыну, пришлось хлопотать по этому унизительному делу, после чего у него в душе осталась какая-то травма, вся жизнерадостность и блеск исчезли навсегда. К. тому же он рано начал тяжело болеть: у него образовалась язва желудка, которая донимала его в течение всей жизни. Окончив филологический факультет с золотой медалью, он не стал двигаться дальше по научной дороге. Нужда заставила его взять выгодное место педагога и воспитателя в лицее, где он прежде сам учился. Так он и застрял там до самой революции. Только под конец, чуть ли не в 1917 году, он решил бросить это дело и задумал сдать кандидатский экзамен по юридическому факультету. Экзамен был сдан им блестяще, но это оказалось впустую, так как после Октябрь-ской революции юридическая наука стала совсем другой и его знания не нашли для себя применения.

В голодные годы Гражданской войны, когда в Москве нельзя было ни за какие деньги достать ни куска белого хлеба, дядя Коля вынужден был уехать на юг, где было сытнее. Он уехал один и года полтора прожил в Мелитополе. Еще раньше, в 1915 году, он перенес тяжелейшую операцию по поводу своей язвы. Ему как будто после операции стало несколько легче, но все же он продолжал хворать желудком до конца. Умер он от сердца, от водянки в декабре 1924 года всего 53 лет от роду.

Последние годы жизни он служил на простой канцелярской работе в каком-то учреждении военной промышленности, там же, где работала Таня.

Дядю Колю мы любили и совсем не стеснялись, потому что он был ласков и добр с нами. Любили тоже его маленькую жену, тетю Надю, красивую, как куколка, до самой старости. Тетя Надя была человеком ангельской душевной чистоты, доброты и кротости. Дядя Коля влюбился в нее еще в ранней молодости, при жизни матери. Знакомство произошло через тетю Лидию, которая, кажется, была в Орле (или в Ливнах) учительницей в гимназии, принадлежавшей сестре тети Нади Анне Афанасьевне. Тетя Надя привязалась ко всей семье Гольденвейзеров, часто гостила у них, и все они ее очень полюбили, в том числе и бабушка. Но когда сын Коля сообщил матери о своем намерении жениться на Наде, та пришла в полное отчаяние. Она говорила, что ему нужна не такая жена, что Надя будет тянуть его к низу, а не толкать вперед и т. д. Дядя Коля, обожавший свою больную мать, отложил женитьбу. Бабушка довольно скоро после этого умерла. Но тетя Надя, также очень любившая ее, после ее смерти не хотела и слышать о свадьбе, говоря, что получится так, будто они ждали этой смерти.