Михаил Гефтер - Мир миров - российский зачин

Человеку, прожившему жизнь в попытках понять смысл прошлого, трудно призвать себя и других проститься с Историей. И если я это делаю, то не только потому, что убежден в изложенном выше - с краткостью телеграммы. И в этом моем убеждении соучаствуют молча мои близкие и мои университетские друзья, погибшие в одночасье войны. И еще (пожалуй, решающее в этом, личном, смысле): все прошлое России отвращает от мессианизма, и тем не менее и вопреки этому я убежден, что именно здесь, у нас, ныне фокус всемирной коллизии взаимного отторжения, повсеместной тесноты, вновь вырвавшегося на волю убийства. Но раз так, то и самый смелый, и самый продуманный шаг к МИРУ МИРОВ предстоит сделать нам, признавши для того, что наше будущее - и не мировая Коммуна, и не сверхдержава, а всего лишь один из м и р о в в М и р е.

Всего лишь ОДИН ИЗ... - может ли быть цель человечнее и практичней, неопробованней и благороднее?!

1992-1993 Из заметок об абсурдеЧто есть абсурд? Бессмыслица,

нелепость - словарный приговор, будто не подлежащий обжалованию.

Отчего же столь живуч и неисчерпаем абсурд? Атавизм ли от

предка-несмыш-леныша или та первозданная странность-залог, что из

себя - переворачиванием - произвел другую томящую странность по

имени истина? В единственном числе - абсолютную. Иной нет.

Относительная - довольно бездарный вымысел. Что есть истина? А

рядом, в том памятном тексте: Се, человек. Не его истина, а человек

сам как истина. И абсурд (был, есть) - не его, а ОН. И тот, и та

МИРОСОТВОРЯЮТ. Что нелепее, чем убеждение, будто Земля создана,

дабы человек заполнил ее, не оставляя места, где не он? Что

бессмысленней, чем вера в верховенство человека над всем живым и

недрами, окрещенными в среду обитания Гомо? Но разве не отсюда

дерзость первооткрывателей, мысленные эврики, достоверное знание,

наконец - история? Итог - абсурд, застолбленный нашим веком:

самоубийственное могущество. На него нет управы изнутри его же,

если нет ее вовне. В особенном ВНЕ - абсолютной истине, нареченной

ноосферой (Вернадского, Тейяра...). Сойдутся ли - заново

неразлучники? Поспеет ли - вновь - абсурд? Найдется ли место в

обыденной жизни нереализуемой истине? Маршрут ответа - тысячелетия.

Откуда человек - иначе: зачем ОН? Кто наворожил, что именно в

холодновоенные Пятидесятые запустится цепная реакция открытий, и

африканский Олдувай встанет в ряд с иудейским Мертвым морем,

сближая нас всех, чурающихся близости. Сапиенс и убийца в одном

лице - дано ли уйти от этого?.. Самое страшное в Гитлере и Сталине,

что они были заданы ПЛАНЕТАРНОСТЬЮ, этим неукротимым общим

знаменателем. Его ли избыть прорывом в космос, либо на смену

всякому окончательному решению придет (в качестве табу - свободы)

НЕОКОНЧАТЕЛЬНОСТЬ МИРОУСТРОЙСТВА как способ ужиться всем вместе на

Земле?

...Ум человеческий привык отличать постижимую реальность от

абсурда, уходящего в подвалы психики и разъясняемого природой ее

отклонений. Для историка это, как правило, закрытая сфера. До

известной степени она затрагивается лишь исследованием суеверий,

сумеречных взлетов мистики, вторгающейся в ход событий, и особой

роли, которую играют в преддвериях харизматические персонажи. Но в

целом, особенно когда речь идет о движущих силах и превращенных в

действительность предпосыл-ках, абсурд не попадает в поле зрения

историка, поскольку он - абсурд - заведомо аисторичен. Я не

собираюсь оспаривать это, а предлагаю лишь вглядеться в данный

феномен с той именно стороны, какая отключает его от привычного

понимания истории. Абсурд как сигнал, извещающий, что история

достигла своего предела, а человек исторический оказался в

пограничье между исчезающим прошлым и тем, что ждет его впереди,

теряя при этом имя будущего, - вот что преследует меня, ставя под

сомнение право считать себя историком и внушая мне подозрение, что,

цепляясь за этот (сросшийся с жизнью) статус, я способен невольно

ввести в обман людей, привыкших с уважением относиться к нашей

старой профессии. Впрочем, я, вероятно, не совсем точно определил

свое отношение к абсурду, назвав его сигналом. Нет, он - нечто

большее. В моих глазах он - поводырь, вводящий нас в неведомую

жизнь-после-истории, он - наш посредник в первых контактах с тем,

что приходит на смену будущего, а стало быть, и прошлого. АБСУРД

становится своего рода двойником пост-исторического Гомо...

1990-1991 КОНВЕРГЕНЦИЯ ИЛИ МИР МИРОВ?

[Текст готовился для выступления на симпозиуме в Париже (апрель 1990) От Урала до Анд: на заре ли нового общества? Не был завершен: накануне отъезда - очередная сердечная авария. В отсутствие автора доклад в сжатой форме был прочитан на французском Дени Пайяром. А затем - многократные возвращения к теме, все новые и новые лабиринты ее развития... Если собрать все варианты, вышла бы небольшая, но книга. Здесь же - достаточно краткий конспект, нечто вроде заявки на дальнейшее освоение идеи.]

1.

Конвергенция (объясняют словари) - схождение неродственных организмов, которые, попав в одинаковые условия существования, обретают тождественные строение и функции. Из биологии термин перекочевал к гуманитариям, к миролюбцам и защитникам прав человека. И тут исходное - диктат среды и обстоятельств, однако с другой подкладкой. Не безгласная эволюция в распорядителях, но ум и воля, поставленные перед дилеммой - НЕ-БЫТЬ или БЫТЬ.

А Мир миров - не об этом ли, не он ли - черновик ответа? Если да, то, стало быть, два черновика и неизбежный спор между ними? Притом, что преимущество, надо полагать, будет на стороне того из двух, какой успешнее убедит людей в своей дельности, практичности, реализуемости.

Миры вроде бы налицо - числом не менее трех. Схождение же, если и имеет место, то весьма далеко еще до одинаковости строения и функций. И просится на язык - неосуществимо. Однако не будем торопиться, чтобы не пропустить главное действующее лицо, тот персонаж, что рвался в заглавный из действующих - ЯДЕРНЫЙ ГРИБ. Разве не он сообщил всем на Земле, что мы в равной мере заложники смерти? И разве (наоборот к сказанному) конвергенция-идея, какая еще считанные годы назад находилась в зоне запретов и отлучений, не превратилась ныне во внезапно-обыденное добро пожаловать!, и люди уже вправе отсчитывать (заново!) свое существование от таких географических малостей, как Рейкьявик и Мальта?

Не оспоришь. Только фанатики слева и справа в состоянии испытывать тоску по холодной войне. С облегчением говорим: она на выдохе. И с сомнением: не в силах ли задержаться? Сомнение не из осторожности. Ибо холодная война рецидивист по натуре. Ее не свести к дипломатическим коллизиям и к малым войнам, оплачиваемым большою кровью. Самое коварное ее свойство - то, что она, предвестница тотального самоубийства, успела столь глубоко внедриться в жизненный обиход, растворившись в нем едва ли не до полной неразличимости, что мы не вправе не поставить перед собой вопрос: удастся ли изъять ее из организма, именуемого Мир, не затронув его В ЦЕЛОМ и КАК ЦЕЛОЕ?