Павел Карабущенко - Элитология Платона

Вряд ли можно отнести к платоновскому «Государству» и следующую цитату Кропоткина относительно разграничения смысловых границ между «идеалом» и «утопией»: «Утопистами» были все те, — утверждает отец мирового анархизма, — «кто в силу своих личных желаний не хотел принимать во внимание новые, уже намечавшиеся тенденции, новые направления; те, кто приписывал слишком большую устойчивость тому, что уже стало достоянием прошлого, не замечая, что это прошлое было последствием преходящих исторических условий, заменившихся новыми условиями жизни». [301] Там же. С.290.

Если бы Платон действительно занимался «утопией», то тогда эта его философия была бы никому не обращенной, она была бы просто безадресна и непременно была бы вскоре всеми позабыта. Но мы прекрасно знаем, что социальная философия Платона имела и продолжает иметь шумный и иногда даже скандальный успех, ибо была с самого начала адресована наиболее активной части общества, ее аристократически мыслящим элементам и, следовательно, должна была являться для них именно идеалом, от чего и вся система его философии стала носить название «идеализма», а, отнюдь, не «утопизма». Именно этот идеал и предъявлял аристократии те самые высокие требования, благодаря которым и происходит ее элитизация и обособление от массы.

Еще Ю.Н.Давыдов правильно, на наш взгляд, подметил, что в «Государстве» Платоном делается акцент на повышенные требования, которые предъявляются к высшему сословию общества, ибо нет прав без обязанностей. [302] Давыдов Ю.Н. Искусство как социологический феномен. М., 1968. С.147. Платон является сторонником аристократической формы государства и его проект идеального государства не столько утопия, сколько веберовский идеальный тип. То, что предлагает Платон «утопией» можно назвать весьма и весьма условно, так как средневековье, и об этом уже говорилось выше, почти дословно усвоило эту его схему, применив ее к своей общественной реальности. [303] См. например: Сказкин С.Д. Из истории социально-политической и духовной жизни Западной Европы в средние века. М., 1981. С.23, 74, 107.

Следующей элитологической проблемой, попадающей в поле нашего внимания, является достаточно часто затрагиваемый вопрос о «коммунистическом» элементе его социальной философии.

«Коммунистический» элитаризм Платона. Некоторые исследователи (Р.Пёльман, Н.Я.Грот, В.Ф.Асмус) давно уже обратили внимание на то, что социальная философия Платона содержит элементы коммунистической проповеди. Однако, рассматривая эту «коммунистическую философию» Платона, они почему-то отказываются видеть в этой теории признаки элитологической концепции. Они лишь отмечают общую схожесть прокоммунизма Платона и того, что в ХХ веке будет называться «научным коммунизмом». Характеристики, данные ими Платону, сводятся исключительно к тому, что он «прототип Т.Мора и Т.Компанеллы, что социальное учение, развитое им в «Государстве», есть «первая проповедь коммунизма и социализма». [304] Грот Н.Я. Очерк философии Платона. М., 1896. С.161.

Отличие коммунизма Платона от «научного коммунизма» марксизма заключается в том, что древний грек вкладывал в это понятие совершенно иное, с точки зрения ортодоксии «извращенное» понимания природы коммунизма. Так Платон отрицает частную собственность и провозглашает тотальное обобществление лишь у элиты (класс стражей и правителей). Классу же производителей надлежит напротив «жить» в рамках частнойсобственности, то, против чего, в частности, активно выступает «традиционный» коммунизм. И так, «коммунизм» Платона только для элиты, отчего мы назвали его «элитаристским коммунизмом». Традиционный же коммунизм вообще антиэлитарен. У Платона, как мы видим, коммунизм поставлен «с ног» (массы) «на голову» (элиту), отчего можно считать это его учение коммунизмом только относительно.

Мы охотно разделяем критику этой позиции В.Ф.Асмусом, назвавшего «коммунизм» Платона мнимым: «Платоновский «коммунизм», — писал он, — вовсе не коммунизм, обусловленный отношениями производства в обществе. То, что Пёльман и его единомышленники называют платоновским коммунизмом, есть «коммунизм» потребления, а не производства: высшие классы — правителей и стражей — живут общей жизнью, сообща питаются и т. д., но ничего не производят; они только потребляют то, что производят люди другого класса — работники, в руках которых сосредоточены орудия призводства». [305] Асмус В.Ф. Античная философия. С. 254. Единственное, что мы возразили бы Асмусу, так это то, что «высшие классы» заняты производством духовных ценностей, а так как каждый человек должен быть «профи» и заниматься только тем, к чему он в наибольшей степени пригоден (Государство,370с), то производителям духовных ценностей вроде бы и не за чем, по логике Платона, думать о материальном производстве, как представителям последнего о труде духовном.

«Евгеника» по Платону. В своих диалогах Платон упорно проводит одну из основополагающих аксиом своей элитологии — мысль о разности людей: «Не убеждался ли ты на собственном опыте, что один человек лучше, а другой хуже, или ты считаешь всех одинаковыми?» (Государство, 456d). Лучшие из граждан образуют в идеальном (т. е. тоже лучшем) государстве элиту — класс «стражей». Именно на этот класс, а не на все общество, Платон распространяет свою скандально известную доктрину об «общности жен и детей у стражей». Некоторые пытаются увидеть в этой идеологической конструкции ростки античного коммунизма. Если принять во внимание, что речь в тексте идет не обо всем обществе, а лишь об классе стражей, т. е. элиты, то и сама доктрина об общности жен и детей должна нами быть отнесена не к коммунистической утопии, а к элитологической идеологии. Платон вообще далеко от коммунизма. Он в большей степени элитарист (чем эгалитарист), а в данном случае он даже еще и… «расист», один из предтеч евгеники: главный тезис его евгенитической доктрины гласит, что «сословие стражей должно быть чистым» (Там же,460е).

Чтобы не быть голословным, обратимся с некоторыми комментариями непосредственно к самому первоисточнику.

Заявив о принципе общности жен и детей у элиты, Платон продолжает дальше моделировать «семейно-брачные» отношения этой привилегированной страты, в условиях полного отсутствия самого института семьи. Лучшие из граждан «лучшие» потому, что получают лучшее образование. Как было уже сказано, законодатели производят тщательный индивидуальный отбор в эту элитную касту. Отбирают они не только стражей-мужчин, но и «сходных с ними по своей природе женщин», которые и «вручаются» им. «Раз у них и жилища, и трапезы будут общими и никто не будет иметь этого в частном владении, раз они всегда будут общаться, встречаясь в гимнасиях и вообще одинаково воспитываясь, у них по необходимости… возникнет стремление соединиться друг с другом» (Государство,458d). [306] См.: Roper A.G. Ancient eugenies // Mankind quart. — Melean (Va),1992.- Vol.32. № 4, P. 383–418.