Петр Кропоткин - Речи бунтовщика

Но можетъ быть, несмотря на эти пороки, на эти бѣдствія, частная собственность оказываетъ намъ какія либо услуги, которыя уравновѣшиваютъ все зло, приносимое ею? Можетъ быть, правы наши правители, когда они говорятъ, что при человѣческой глупости, нѣтъ другого средства поддержать общество? Можетъ быть, ей мы обязаны промышленнымъ и научнымъ прогрессомъ нашего вѣка? „Ученые” утверждаютъ это. Но посмотримъ, на чемъ основаны ихъ утвержденія, каковы ихъ аргументы?

Ихъ аргументы? — Вотъ единственный, высказанный ими: „Смотрите, говорятъ они, какіе успѣхи сдѣлала промышленность за послѣдніе сто лѣтъ, съ тѣхъ поръ, какъ она освободилась отъ оковъ правительства и корпораціи! Смотрите на эти желѣзныя дороги, телеграфы, машины, замѣняющія каждая работу ста, двухсотъ человѣкъ, вырабатывающія все, отъ махового колеса вѣсомъ въ нѣсколько сотъ тоннъ, до тончайшихъ кружевъ! Всѣмъ этимъ мы обязаны частной собственности и жаждѣ наживы отдѣльныхъ лицъ”.

Конечно, успѣхи промышленности за послѣдніе сто лѣтъ громадны, и потому теперь явилась необходимость въ соотвѣтствующемъ измѣненіи распредѣленія продуктовъ. Но произошли ли эти успѣхи благодаря интересу къ дѣлу и энергіи богачей? Не было ли другихъ, болѣе важныхъ факторовъ, которые могли не только привести къ тѣмъ же результатамъ, но и уничтожить зловредное вліяніе алчности промышленниковъ?

Факторы эти намъ извѣстны: во-первыхъ, паровой моторъ, — удобный, подвижный, всегда готовый работать, революціонировавшій промышленность, затѣмъ, созданіе химической промышленности, уровень которой, по словамъ технологовъ, служитъ мѣриломъ промышленнаго развитія націи. Этотъ родъ промышленности — продуктъ нашего столѣтія; вспомните, чѣмъ была химія въ прошломъ вѣкѣ! Наконецъ, потокъ новыхъ идей, который возникъ въ концѣ XVIII вѣка, освободилъ человѣка отъ метафизическихъ оковъ, далъ ему возможность сдѣлать всѣ физическія и механическія открытія, столь сильно измѣнившія промышленность. Кто посмѣетъ сказать послѣ всего этого, что уничтоженіе мастерства и сословія цеховыхъ присяжныхъ оказали большее вліяніе на промышленность, чѣмъ великія открытія нашего столѣтія? Кто станетъ утверждать, что какой бы то ни былъ видъ коллективнаго производства, при наличности этихъ открытій, не привелъ бы къ болѣе блестящимъ результатамъ, чѣмъ частная собственность.

Біографіи великихъ людей доказываютъ намъ, что ихъ открытія не вызывались жаждой наживы. Большая часть ученыхъ умирала въ бѣдности. Мы знаемъ прекрасно, что капиталъ и частная собственность всегда служили тормозомъ для практическаго примѣненія новыхъ открытій.

Утверждать, что частная собственность имѣетъ въ этомъ отношеніи преимущества передъ коллективнымъ владѣніемъ можно было бы только въ томъ случаѣ, если было бы доказано, что коллективное владѣніе препятствуетъ успѣхамъ промышленности. Но доказать этого нельзя, хоть бы потому, что никто не видѣлъ ни одной коммунистической группы, которая обладала бы достаточнымъ капиталомъ для веденія крупной промышленности и препятствовала бы примѣненію новыхъ открытій. Наоборотъ, какъ бы несовершенны ни были эти ассоціаціи, коопераціи и т. п., ихъ нельзя упрекнуть въ томъ, что онѣ были глухи къ прогрессу промышленности.

Мы можемъ указать на многіе недостатки различныхъ учрежденій, носящихъ коллективный характеръ. Но — удивительное дѣло — главный упрекъ, который мы можемъ имъ сдѣлать, заключается въ томъ, что они не были достаточно коллективными . Крупнымъ акціонернымъ компаніямъ, прокладывающимъ путь черезъ горные хребты, мы ставимъ въ вину, что онѣ создали новый видъ анонимнаго патроната и усѣяли человѣческими костьми каждый метръ своихъ каналовъ и тоннелей; рабочія корпораціи мы упрекаемъ въ томъ, что онѣ создали привилегированную аристократію, которая эксплоатируетъ своихъ братьевъ. Но ни тѣ, ни другія не могутъ быть обвинены въ инертности и враждебномъ отношеніи къ успѣхамъ промышленности. Единственный выводъ, который мы можемъ сдѣлать изъ дѣятельности существовавшихъ до сихъ поръ коллективныхъ предпріятій, состоитъ въ томъ, что, чѣмъ меньше эгоизмъ и личный интересъ противопоставляются интересу коллективному, тѣмъ лучше для дѣла.

Этотъ бѣглый анализъ доказываетъ намъ, какъ поверхностны всѣ доводы въ пользу частной собственности. Но оставимъ этотъ вопросъ въ сторонѣ. Постараемся лучше опредѣлить, какимъ путемъ произойдетъ переходъ соціальнаго богатства въ руки народа, ясно высказать современныя стремленія человѣчества и показать, какія формы приметъ экспропріація во время будущей революціи.

III.

Вопросъ объ экспропріаціи является сейчасъ однимъ изъ самыхъ важныхъ, и потому мы приглашаемъ нашихъ товарищей заняться его изученіемъ и обсудить его со всѣхъ точекъ зрѣнія. Отъ того, какъ, будетъ проведена экспропріація, зависитъ успѣхъ или временная неудача революціи.

Въ самомъ дѣлѣ, каждый изъ насъ знаетъ, что всякая попытка революціи будетъ заранѣе осуждена, если она не удовлетворяетъ интересамъ большинства. Человѣкъ не можетъ жить одними идеалами, возвышенными мыслями, красивыми фразами; ему прежде всего нуженъ хлѣбъ. Если на другой день революціи, народныя массы будутъ имѣть къ своимъ услугамъ одни пустыя слова, если онѣ не будутъ увѣрены, что положеніе измѣнится въ ихъ пользу, если борьба приведетъ только къ перемѣнѣ лицъ и формулъ — ничего изъ всего этого не выйдетъ. Только однимъ разочарованіемъ будетъ больше! И намъ снова придется приняться за неблагодарную Сизифову работу.

Революція будете не пустымъ звукомъ, реакція не сможетъ вернуть насъ на другой же день къ прошлому, только въ томъ случаѣ, если народъ захочетъ стать на защиту завоеванныхъ правъ, если онъ будетъ увѣренъ, что всѣ голодные и угнетенные станутъ сытыми и свободными. Вспомните наивныхъ республиканцевъ 1848 года, которые вѣрили временному правительству и дали ему три мѣсяца на изданіе обѣщанныхъ законовъ, — три мѣсяца народной нищеты. Народъ согласился ждать и голодать, а когда время прошло, правительство вмѣсто всего обѣщаннаго отвѣтило ему массовыми высылками и ружейными залпами. Несчастные, они думали, что за три тяжелыхъ мѣсяца ожиданія правительство успѣетъ издать спасительные законы, которые превратятъ угнетенныхъ въ свободныхъ людей и обезпечатъ имъ работу и хлѣбъ. Чѣмъ просить правительство, — не вѣрнѣе ли было бы взять? Чѣмъ выставлять на показъ свою нищету, не лучше ли было бы положить ей конецъ? Самоотверженность — благородное чувство, но бросить на произволъ судьбы всѣхъ несчастныхъ, идущихъ за нами, не самоотверженность, а измѣна. Пусть борцы погибаютъ, но смерть ихъ должна быть плодотворна! Пусть смѣлые люди жертвуютъ собой, но ихъ жертвы должны приносить пользу народу!