Александр Бирюк - Совершенно секретно

Однако было бы наивно полагать, что столь выдающийся интриган удовольствовался бы всего лишь одной какой-нибудь, пусть и самой престижной и “хлебной” должностью. Параллельно с созданием придворной перлюстрации Кривош принимал самое активное участие в работе так называемого “Шифровального департамента” Министерства иностранных дел и вскоре руководил целой армией сотрудников, занимавшихся разбором копий шифротелеграмм, вскрытых на Главном телеграфе столицы — это были донесения дипломатов своему руководству, в том числе из Москвы, Варшавы, Киева, Одессы и других городов, где размещались иностранные консульства. Весной 1912 года Кривош принимает самое непосредственное участие в делах Государственного совета и получает чин статского советника, что соответствует полковничьему званию. [192]Отныне дальнейшая его карьера, как можно полагать, вне всякой опасности. Может так оно и было, если бы не появились новые соблазны в виде грянувшей в скором времени первой мировой войны.

Сразу после начала войны Кривош поступил в разведотдел штаба Восьмой армии генерала Брусилова, действовавшей против Австро-Венгрии в Галиции. [193]Довольно скоро в его распоряжении имелась довольно боеспособная агентурная сеть, созданная им с помощью своих бывших сослуживцев по цензуре В.И.Пирогова и Г.Р.Шнапцева. Агенты Кривоша проникали в Австро-Венгрию через нейтральную еще пока Румынию, у которой с любыми сопредельными странами еще не было паспортно-визовой системы. Осваивая достаточно новое для него — опытного перлюстратора и дешифровальщика (имевшего, ко всему прочему, и немалый опыт работы с агентурой) — дело организации разведывательной работы в военных условиях, Кривош был настроен весьма оптимистически, однако его поджидали новые испытания. Не прошло и полугода, как Кривош был арестован.

…Это событие произошло 6 апреля 1915 года в городе Самборе, расположенном на занятой в ходе военных действий русской армией территории Галиции, и Кривошу, занимавшему официальную должность переводчика при штабе Восьмой армии, было предъявлено обвинение не иначе как “по подозрению в военном шпионстве”. Это было как нельзя некстати, и не помогло даже заступничество самого Брусилова, неоднократно заявлявшего следствию, что Кривош “оказал русской армии своей работой неоцененные и незабываемые заслуги”. Всё было тщетно, но следствию тем не менее, несмотря на все усилия и многочисленные компрометирующие обстоятельства прежней деятельности Кривоша, так и не удалось от подозрений перейти к конкретным обвинениям в шпионаже в пользу противника. Поэтому составленная по итогам расследования справка завершалась лишь предположением , что подследственный статский советник, уличенный во лжи и денежных злоупотреблениях, совершенных в прошлом, мог преследовать корыстные и даже преступные цели…

Как известно, в судебной практике дореформенной России “имела хождение” формулировка “оставлен в подозрении” в совершении того или иного преступления, ставившая крест на возможности дальнейшей карьеры подсудимого, чья вина так и не была доказана. После окончания расследования, не принесшего ожидаемых результатов, начальником Охранного отделения, ведавшим подобными делами, было решено внести представление о высылке Кривоша в Сибирь, в Иркутскую губернию “…под гласный надзор полиции на основании п. 17 ст. 19 Правил военного Положения на всё время действия этого Положения”. Кривош, наверняка уверенный в своей безнаказанности, искренне возмущался таким решением: “На мое прошение о том, чтобы меня судили и за малейшее преступление поступили со мною по законам военного времени, мне официально ответили, что суда надо мною не будет за неимением оснований к обвинению!.. Мне, таким образом, было отказано в такой малости, как СУД, и мои обвинители не дали даже возможности сказать что-либо для опровержения того гнусного обвинения, в котором меня подозревали , и моя ссылка была основана исключительно на низком доносе!”

На этот раз выручить зарвавшегося авантюриста не смог даже сам царь, а свой убойный компромат Кривош пустить в ход разумно поостерегся. Карьера Кривоша в императорской России завершилась полной катастрофой — статский советник превратился в иркутского ссыльного, да еще подозреваемого в шпионаже, и состоял под надзором местных жандармов, которые в условиях военного времени с личностями, подобными Кривошу, церемонились не особенно.

…Целых полтора года бывший “гений перлюстрации и дешифровки” прозябал на задворках великой империи, проклиная “низких доносчиков” и “гнусных обвинителей”. И мольбы “несчастного” Всевышним были услышаны — Февральская революция явилась Кривошу в роли феи-волшебницы, в одно мгновение превратившей афериста-хапугу в жертву произвола низложенного строя. По распоряжению министра юстиции нового демократического правительства А. Ф. Керенского все ссыльные были немедленно возвращены домой в Россию, и весной 1917 года Кривош снова примеряется к куску пожирнее, прикидывая, с какой бы стороны ему забраться в самое чрево столь любимых ему секретных служб.

Однако тайная полиция и подобные “конторы” после весеннего переворота переживали далеко не лучшие времена. Кривошу пришлось на время затаиться, и только после того, как в октябре власть в Петрограде захватили большевики, бывшему статскому советнику улыбнулась настоящая удача. Новым хозяевам страны позарез требовались специалисты калибра “невинной жертвы царского произвола”.

Сразу же после большевистского переворота Кривош обратился непосредственно к Ленину с предложением услуг, умолчав, правда, о своей работе в царских спецслужбах, но всячески выпячивая свои профессиональные способности и раскрывая свои гениальные планы. Для начала многообещающего “новобранца” прикомандировали к новообразованному наркомату иностранных дел в качестве переводчика, где он некоторое время переводил речи Троцкого и прочих большевистских вождей иностранным послам, а в декабре того же года Кривош — участник мирной делегации, выехавшей из Москвы для переговоров с немцами в Брест-Литовск. После завершения переговоров Кривош прочно обосновывается в секретариате Ленина в качестве помощника заведующего Н. П. Горбунова, и казалось, судьба опять забросила его в высший эшелон власти, но опасность подстерегала замаскировавшегося, но всегда готового к действиям афериста с другой стороны.

Оказывается, в Петрограде Кривоша знали слишком многие, в том числе и те, кому он когда-то перешел дорогу и жаждущие расправы над своим обидчиком. В 1918 году в руки хозяина большевистской ВЧК Ф.Э.Дзержинского не без помощи тайных “доброжелателей” попали некоторые материалы секретного следствия по делу “недоказанного германского шпиона”, проведенного в 1915 году. Большевикам в этот трудный для своей власти момент совсем не с руки были обвинения мирового сообщества в том, что они привлекают к сотрудничеству всяких проходимцев, и Кривоша сначала деликатно отстранили от должности, а потом и вовсе арестовали, предъявив обвинение в “попытке дискредитации Советской власти”. Дело слушалось в Революционном трибунале, и Кривош приложил массу усилий, чтобы выкрутиться из создавшегося положения. На суде он заявил буквально следующее: “Неужели непонятно, что товарищу Ленину совсем не интересно знать, кем я был в прошлом… Всё это происки тайных врагов Советской власти, потому что я всегда мечтал об освобождении России от самодержавия!”