Константин Скворцов - Каменный Пояс, 1986

«Добрый молодец», залившись девичьим румянцем, тряхнул длинными лондотоновыми локонами, оправил на груди бижутерию, подтянул браслетку, тюкнул. Топор отпрыгнул, а полено осталось невредимым.

— Слаб в коленках! — констатировала невеста, широкоплечая, со значком первого разряда по самбо и в импортном вельветовом костюме, в который чудом влезла ее могучая боксерская фигура.

— Эх, молодежь! — воскликнул женихов отец, выхватил у сына топор и, молодецки размахнувшись, ахнул полено так, что оно вмиг разлетелось на две половинки.

— Где им уметь, — оправдывался он, возвращая топор распорядителю. — Все физики пошли да лирики. Опять же кругом благоустройство. Батарею топить не надо.

Женихова мать добавила:

— А чего ему руки уродовать? Хватит, мы помучались. Он ведь у нас в музыкальной школе восемь групп закончил по классу пианины.

Тем временем распорядитель выложил на стол пеленку и большую куклу-голыша:

— А ну-ка, невестушка, белая лебедушка, запеленай ребеночка!

Невеста, едва не выскочив из вельвета, подошла к столу и, схватив одной рукой куклу поперек живота, другой начала резко передвигать ей ноги взад-вперед, будто пробуя заевший рычаг переключателя скоростей.

Невестина мать отняла куклу и стала умело пеленать, приговаривая:

— Откуда ей знать? Мы ее так не воспитывали! Она у нас и слова-то не знает такого — «ребенок». Она все больше по этому, как его, спорту. А пеленки что? Сейчас, почитай, с пеленок в чемпионки.

Невеста подмигнула друзьям и раскатисто засмеялась. Те дружно поддержали. Особенно развеселилась лучшая невестина подружка — сухопарая девица в потрясном импортном свитере с изображением цирковой клоунады. От восторга она чуть не подавилась куском жевательной резинки.

Последним номером распорядитель выставил длинную бутылку с продавленной внутрь пробкой:

— А ну-ка извлеки!

Бутылку взял женихов отец и с помощью перочинного ножика пытался, поворачивая его так и этак, зацепить пробку лезвием.

Тут жених решительно выступил вперед, отобрал у отца бутылку и начал оглядываться по сторонам.

— Вот, годится, — сказала невеста, вынимая из кармана штанов обрезок провода.

— А не короток? — усомнился жених.

— В самый раз! Тупой! — заверила невеста.

Сноровисто свернув провод петлей, жених запустил его в горлышко и взглянул сквозь бутылку на свет, как химик, наблюдающий в колбе привычную реакцию.

— А ее и доставать нечего, — сказал кто-то из зрителей. — Такие длинные бутылки все равно нигде не берут!

Друзья заволновались. Раздались оживленные голоса:

— На Вокзальной берут!

— Там — только отечественные, а импортные — шиш!

— Васька в «Стеклотаре» берет!

— Ваську выгнали, сейчас там закрыто!

Жених ловко подцепил пробку петлей, дернул, и пробка с поцелуйным чмоканьем выскочила из бутылки.

Он победоносно вернулся на свое место и сообщил:.

— Плебеи! Во дворе гастронома новый ларек открыли, там теть Маша всякие берет: гривенник — тебе, остальные — ей на лапу.

— А клевый у тебя старик, — сказала жениху невеста.

— Старик — моща! — согласился жених.

— Значит, так, — решила невеста. — Будем жить у твоего старика, а когда родится Катька, отдадим моей маме.

— Когда родится Максим, — застенчиво поправил жених. — Его можно и моей.

— Но! Без лажи! — сурово одернула его невеста, и жених, робко взмахнув длинными ресницами, умолк.

Подружка в клоунском свитере толкнула его в спину:

— А импортные теть Маша берет?

— Когда под газами — берет.

Динамик захрипел марш Мендельсона в переложении для балалаек, невеста дернула жениха за руку и повела к выходу — к новой самостоятельной жизни.

Вася Гвоздиков по натуре человек стеснительный и робкий, зато новый начальник цеха с первого же дня успел показать себя руководителем суровым, непреклонным и даже, по мнению некоторых, невоспитанным. Поэтому Вася, прежде чем идти к начальнику с заявлением об отпуске на один день «по семейным обстоятельствам» (нести к ветеринару кошку для укола, чтоб котов не смущала), тоскливо слонялся между столами и вздыхал.

— Да не робей, Вася, — утешал его нормировщик Кондрашин. — Не съест же он тебя! У нас, между прочим, каждый человек имеет право взять за свой счет отпуск по семейным обстоятельствам! Почитай законодательство!

— Читал я, — вздохнул Гвоздиков. — Только вот не умею я с начальством разговаривать, столько лет работаю, а не научился. С детства эта боязнь. Бывало, взглянет на меня учитель — сразу душа в пятки. Через это в школе страдал и высшего образования не имею...

— Будь развязней! — советовал Кондрашин. — Что тут такого! Постучи: стук-стук! Войди... Скажи: здравствуйте... Так, мол, и так. Главное, жми на законодательство!

— Очень он считается с трудовым законодательством! — тряхнула малиновыми волосами табельщица Валентина Дмитриевна, с величайшим вниманием следившая за беседой. — Он просто невоспитанный человек, хам, больше ничего! Представьте, вчера я выхожу на минутку покурить в коридоре — имею я на это право по тому же законодательству! Встречаю там Зойку, она, бедняжка, стала мне рассказывать жуткую историю про своего муженька, как он пытается скрыть от нее свою премию. Видим, идет мимо наш пресловутый начальник, потом второй раз проходит, а в третий раз подходит и говорит со своей хамской ухмылочкой: «Простите, вы в этом цехе работаете? Сколько же продолжается перерыв в этом цехе?» Можете себе представить подобное хамство! Да культурный человек вообще постыдится делать замечания дамам!

— Волевое руководство! — поддакнул политически грамотный Кондрашин. — Метод, уходящий в прошлое! Пора бы ему это знать да быть повежливее!

Наконец, выслушав массу полезных советов, Гвоздиков набрался храбрости и выскочил из табельной с видом человека, который долго не решался, но решился-таки нырнуть в холодную воду.

Ему повезло: начальник не восседал неприступно за письменным столом, а стоял в коридоре — время было обеденное — и, как обыкновенный смертный, о чем-то оживленно разговаривал с молодым практикантом.

— Подите-ка сюда! — помахал он рукой Гвоздикову. — Рассудите нас! Вы футбол по телевизору смотрели?

— Как я... давно... болею... — забормотал, жалко улыбаясь, Гвоздиков, — то, конечно, не мог... пропустить... но не в ущерб... не в рабочее время...

— Как, по-вашему, — перебил его начальник, — кто станет чемпионом мира? Вот он говорит: бразильцы!

— Не-ет! — застенчиво покачал головой Вася. — Что вы! Нынешние бразильцы не игроки, а шахер-махеры! Судью купили!.. Дураку было видно, что мяч пересек линию ворот... То есть... я хотел сказать... умному...