Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2002)

Сегодня второе мое дело — есть разрешение на получение исторических костюмов для “Поля Куликова”! Беру с “Мосфильма”.

Третье дело — сегодня несколько моих работ идут в Таганрогский музей! Это здорово и укрепляет моральный дух — я нужен. Значит, буду рисовать, еще и еще. Мои работы будут жить и после меня, лет, может, сто. Если все вокруг будет существовать, они будут жить. Ведь их надо выставлять теперь, инвентаризировать, вписывать в какие-то книги и т. д. Вот эти работы, что будут на берегу Азовского моря: эскизы к фильму “Дерсу Узала”, два портрета нефтяников, “Лебединое озеро”, эскиз к картине “Моя мама” и “Воскресение” — это моя первая из выставленных картин 1968 — 1969 гг. Она в русле новых настроений нового десятилетия семидесятых — она моя вера в себя и моя первая любовь.

Она висит и не падает, стена выдерживает, ее смотрят. Значит, я могу писать, выдерживать соседство. Значит, смелее в бой. “Моя мама” — эскиз начат, когда мама была жива — весной. Картина написана осенью 1969-го, мамы уже не стало.

Еще одно дело. Сегодня я рисовал в Картину, для Картины6. Милые девушки так были хороши в русских платочках самодельных. Такая живая линия складок, лица, приобретающие печать другого времени. Затем чай, прогулка, хорошее настроение и вот эти строки уже в постели.

22 марта 1980 г.

День расставания с картинами. Подписывал, приколачивал, подкрашивал — 8 картин и 2 рисунка уходят на днях в музей.

Придумал пейзаж — разлив — не забыть!

Делал “Жужу и Яноша”7, далеко и близко все лежит. Главное — передать эмоцию.

23 марта 1980 г.

О композиции.

В деле подготовки дочери своей к художественному училищу я сталкиваюсь с проблемами — с чего начать — в живописи, в композиции. Тут есть два подхода — идти от события или от пятна — и тот и другой правы, но лишь частично.

В действительности надо идти от события, но события не внешнего, не сюжетного, а в первую очередь внутреннего, то есть это должно быть событие эмоциональное в душе художника, вызванное состоянием ли природы (в цвете), психологическим ли сюжетом, которые становятся поводом для выражения эмоций, точки зрения, концепции самого художника. И тогда все средства хороши — и сюжет, и пятно, и все остальное: линия, тон, гипербола и т. д.

23 марта 1980 г. Вечер.

Пишу второй день “Жужу и Яноша”. Вхожу в плоть и разгоняю, бужу эмоцию. И тогда алгебра, которая становится для меня все более доступной, начинает дружить с гармонией. Женя Цимбал8 снимал сегодня мои уходящие работы. И меня, и нас троих, и даже Дика. Это было мое прощание с ним. И окружили меня картины, как выросшие, красивые для меня, дети мои, и уже не принад­лежащие мне.

“Проводы ополчения”, “Благословение Дмитрия” — название для меня всегда существенно было, так как это часть программы, это ключ к драматургии. Особенно здесь мы с Ирочкой много думали-передумали.

28 марта 1980 г. Пятница.

Неделя была очень насыщена. В понедельник брал костюмы9. Какой праздник настал у меня в мастерской! Я повесил их по углам на плечики. Примерял. И теперь у всех будут живые складки. Уж я смотрел в зеркало. И платья, и сарафаны, и кольчуги, и рясы. И рубахи, и шлемы, и кокошники — все прямо в картину. Это был понедельник. Во вторник я доделывал, приводил в порядок мои картины, уходящие на закупку. Уходят в Таганрог. Хорошие люди там, говорят. Музей хороший. На этом берегу Азовского моря будет мой уголок. То-то радость и грусть. “Жалко, наверное, — спрашивают меня, — отдавать?” А Бог его знает. Скорее грустно, и страшно голых стен, сразу завесил их. Все перевесил. А так — что же? Мое продолжение, мои картины будут теперь смотреть люди и после меня. Они станут числиться, значиться, занимать места, сообщать мои чувства, отходить в историю и оставаться в ней. Занимать уже свое место. И жива будет в них моя душа, сущность моя продлится. И мне не страшно. Я горд этим. И конкретный мой срок жизни не имеет значения.

А в картинах моих все более станут выступать признаки времени. А отклик найдут лишь те качества, которые будут едины и понятны для всех времен. И будет висеть в воздухе мой волейбольный мяч из “Воскресения”, и стоять застывшие люди с воздетыми к небу руками. И будут в моем “Лебедином озере” отражаться — мои деревья. И так же тиха и спокойна будет долго-долго — вода. Очень хорошо все это.

И здесь же, когда сдавал картины, я встретил “Мою маму”. Ей уже десять лет, даже одиннадцать. А она мотается с выставками по всему миру. И надо же — жива, и почти здорова. И я забрал ее к себе в мастерскую. Так хотелось с ней повидаться. Побыть наедине, вспомнить свой подвал и то время, когда писалась. Отдельные куски очень хороши и совершенны, и до стереоскопичности иногда убедительны. Иногда же — жесткий, не закругленный контур, не тот цвет на теле, в подвале-то — легко ли! А уж поэзии и романтики — этого хватает.

А в четверг приезжали с ТВ. Я им приготовил декорацию. Они снимали костюмы, интерьеры, работы, меня, дочь. Что-то останется. Эмоция же по этому поводу — весело, как на ярмарке, озорно, как на базаре, и пусто — как на телевидении. Все с налета, наскока... Ну, где же мои герои? Где мои краски?.. Где мое здоровье? (Грипп). Где мой Дмитрий?.. Скорее, скорее работать... Заканчиваю. Зовут есть — моя дорогая подруга зовет.

31 марта 1980 г.

Рисовал в картину. Что за радость найти то, что нужно в натуре. Что за открытие она преподносит с каждой складкой, поворотом. И какой праздник, когда чувствуешь — материал в картину. Как помогают костюмы! Человек сразу оказывается в них в другой эпохе.

12 апреля 1980 г.

Давненько не брал в руки... За это время был курс лечения. И затем — дела и люди хорошие, и главное — будет выставка!10 В этом году! В хорошем месте, на Кузнецком, и все мои работы. И идет внутри меня работа и — переоценка мастера. Я вновь рождаюсь. Быть может, только рождаюсь с этой выставкой. Хватило бы сил мне и моей Ирочке — вот главное.

18 апреля 1980 г.

Все идет быстрее, чем я рассчитывал. Собирается, проявляется картина, идет из-под руки. Становится плотью, пространством, средой, реальностью.

Сколько еще витков предстоит мне в этом холсте. Он становится центром, ему просто некуда деваться — не так плохо я собрал все это по композиции. Теперь сыграть все это, спеть. Да просияют лица, да выразят глаза! Как у Гойи, Веласкеса, Эль Греко, Ван Эйка, у всех, всех сразу — нравится цвет и выражаются одежда, орнаменты, самый воздух, бархат, металл, лен — все свое лицо должно иметь.

Все должно смотреться сразу, издалека, все должно читаться, и вплоть до близкого рассматривания!

И новый завтра день, благодаря моей царственной подруге, верной моей спутнице Ирочке.

Из Детства. В четвертом классе. Год — 1949, г. Уфа