Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6

Интересным оказался последний день на базе отдыха. К нам приезжали специалисты по туризму (или по альпинизму, или по спортивному ориентированию) и обучали детей основам туризма. Дети (а вместе с ними и мы) прыгали по деревянным кочкам, имитируя переправу через болото, перескакивали через воображаемую реку или пропасть, держась за канат, перелазили по различным натянутым между деревьями сеткам и верёвкам, некоторые из которых одолеть было очень непросто — справились далеко не все. Вечером того же дня мы в последний раз в «Салюте» собрались отрядом, написали друг другу пожелания, обменялись электронными адресами и вместе пофотографировались. Мы слышали, как дети из других отрядов выкрикивают свои девизы и плачут, но мои Фениксы были постарше и не плакали, хотя было невыносимо грустно. В тот вечер детям привезли баллончики с краской и разрешили разрисовать забор, ограждавший нашу базу отдыха. Некоторые нарисовали картинки, но большинство написали о своих впечатлениях и пожеланиях.

Последний день мы с детьми провели в Красноярске — как в день прилёта из Китая, ещё до отъезда в «Салют», так и теперь они ночевали в Кадетском корпусе. Это был довольно яркий и насыщенный день, хотя радость была омрачена сознанием предстоящего расставания. Утром дети посетили ГЭС, которая не произвела на них сильного впечатления. Днём побывали в «Роеве ручье», где им понравилось гораздо больше — для некоторых детей это был первый в жизни поход в зоопарк, и они с любопытством рассматривали наших зверей, хотя и не с таким возбуждением, какое свойственно в такой ситуации русским детям. Моих деток более других животных заинтересовали медведи — особенно отсутствующие в Китае белый и бурый. Услышав, что по-русски этот милый зверь называется «медведем» и уловив в нём сходство с фамилией нашего президента, они очень оживились. Вечером мы отправились на экскурсию по Красноярску, которая длилась часа полтора и маршрут которой включал посещение часовни на Караульной горе, железнодорожного вокзала (на него детям разрешили поглядеть только из окна автобуса), площади перед Театром оперы и балета, памятника Чехову и фонтанов возле набережной, памятника Астафьеву возле КИЦа. Естественно, что этот достаточно длинный маршрут за полтора часа одолеть было сложно, и детей, если и выпускали из автобуса посмотреть на вышеназванные достопримечательности, то не более чем на пять минут, а бывало и того меньше — гораздо больше времени ушло на то, чтобы высадить их из автобуса, построить и снова посадить.

В аэропорт провожать наших китайских друзей поехали мы все. В автобусе на пути в аэропорт вместо царившего всегда веселья и оживления стояла напряжённая тишина — все поникли, не только петь, веселиться, но и разговаривать не могли. Тоскливо было видеть их всех печальными и понимать, что весёлыми и озорными — такими, какими я привыкла их видеть, я их уже никогда не увижу. Прощание с китайской делегацией, как и их встречу, сделали торжественным — и снова это торжество проходило перед терминалом аэропорта, хотя теперь вид дверей терминала, вызывавший во мне тогда приятное волнение, теперь приводил в отчаяние. Снова приехал какой-то ансамбль с танцами — на этот раз уровнем гораздо ниже, чем «Орлёнок». Но, думаю, мало кто с интересом наблюдал за танцевальным номером — все были слишком погружены в свою печаль. Я, конечно, ожидала, что будут слёзы — дети есть дети. Но я и предположить не могла, что в глубокое отчаяние впадут все — за очень редкими исключениями: и дети, и переводчики, и организаторы, и даже китайские руководители — они, так желавшие уберечь детей от горечи расставания, даже сами не смогли уберечься. Все были объяты общим горем, чувствуя, что очень яркий, тёплый, светлый период жизни уходит безвозвратно. Конечно, и двухнедельное общение, и последовавшее за ним расставание не были бы столь эмоциональными, если бы главными героями не оказались дети. Хотя и среди них оказались сильные духом. Уже упомянутый мной тибетец Нола Джаси с самого утра ходил подавленный, а к приезду в аэропорт совсем скис. Было заметно, как он страдает и изо всех сил борется со слезами, но воля взяла верх над сентиментальностью и он так и не заплакал. Но я видела, как крепко он сжимает руку своего рыдающего товарища, как бы говоря: «Крепись, парень!» Это, наверное, самое трогательное из всего, виденного мною в тот день. Я, как и другие переводчики и организаторы, в последний раз собрала своих Фениксов командой, в последний раз мы прокричали наш девиз, затем дети в последний раз спели нам «Катюшу». А потом, поскольку времени до посадки оставалось слишком много, наши организаторы стали настаивать, чтобы мы развлекали детей, заставляли их петь или танцевать. Дети, всё ещё заливаясь слезами, принялись через силу водить хоровод, и этот танец, имеющий целью развлекать, делал их мучения ещё более явными. Это была очень тягостная сцена. Но, в конце концов, мы все обнялись и долго просто стояли вместе, зная, что через несколько минут нас разлучат и мы, Фениксы, уже никогда не соберёмся все вместе; многие продолжали плакать. Вскоре всё завершилось: детей увели в терминал, построили в соответствии с их собственными порядковыми номерами, а не по командам. Мы находились с детьми в терминале до последнего. Когда детей всех до одного увели, мы попрощались с китайскими преподавателями, врачами, переводчиками и журналистами, с некоторыми из которых тоже успели подружиться. Когда и они скрылись из виду, нас посадили в автобус и увезли из аэропорта. Миссия была закончена

Уже через два дня после отъезда детей я получила письмо от четырнадцатилетней Гэ Синь-юй — это одна из моих любимиц, самая милая, женственная и чуткая девочка из нашего отряда. Вот что она пишет:

«Здравствуй, дорогая сестра Маша! Наша разлука продлилась лишь два коротких дня, но я уже скучаю по тебе: скучаю по жизни в России, скучаю по вечерам, которые мы проводили вместе, скучаю по всем тем, кто был с нами. Вчера вечером, расставаясь в ланчжоуском аэропорту, мы снова плакали: при мысли о том, что нам предстоит расстаться — возможно, расстаться навсегда — становилось страшно тяжело на душе. А как вы? Наверное, так же. Но у всего на свете есть своё начало и конец, главное — чтобы люди дорожили друг другом.

Не забудь прислать мне фотографии».

Гэ Синь-юй. 7.08.2008

Я была очень тронута искренними и мудрыми словами девочки и невероятно рада тому, что письмо пришло так скоро: по детям я тогда страшно скучала. Я ответила ей на следующий день — это был день открытия Олимпиады в Пекине, и я писала Гэ Синь-юй о том, что великолепная церемония открытия — это настоящее чудо, сотворённое китайцами, что я восхищаюсь и горжусь её страной, которую считаю в какой-то степени и моей страной тоже. Мы разговорились: сначала — об Олимпиаде, потом — о русских и китайских традициях, о характерах и привычках, о её учёбе и моей учёбе, о планах на будущее. Переписка продолжалась год. Вот последнее письмо, полученное от Гэ Синь-юй: