Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

На следующей неделе эта Оля или Света из Подольска, как ее там звали, сбежит с этой прекрасной работы на новую, не менее прекрасную, куда подальше. На ее место придет точно такая же Света или Оля – из Ногинска.

Официант отдувается за всех. Включая меня, когда у меня артист на полчаса с началом концерта задерживается: гость артисту потом похлопает, а официанту сразу на вид поставит. И официант эту вашу задушевную культуру обслуживания в гробу видал в белых тапочках. Придумают ведь, буржуи.

Мой знакомец Тони в Хельсинки – тоже не центр ресторанной культуры – взял за практику в официанты, а со временем и в бармены набирать иностранных студентов. За работу они держатся – не то что жители соседнего райцентра, на родине почти со стопроцентной вероятностью кафе и ресторанов больше видели, чем в юной Финляндии. И выглядят интернационально.

В очередной раз безуспешно пытаюсь слямзить идею.

– Иностранцев, – устало вздыхает менеджер Катя, – нереально принимать на работу без регистрации. За них налоги страшные нужно платить. Невыгодно.

Конечно, как же можно на работу иностранцев принимать?! Их придется раз в полгода отправлять сдавать анализ на СПИД и за новой визой в ближайшее посольство в Хельсинки или Таллин! Тут экспат – директор компании задумается, а нужна ли ему такая благодать, как работа в этой забаррикадированной Москве, – не то что студент-официант. Иностранец, известное дело, враг человечества.

Впрочем, я еще одну – единственную – страну знаю, где была обязательная прописка-регистрация и никто не удивлялся. ЮАР. Правда, там регистрацию с окончанием апартеида отменили.

– Я прекрасно понимаю, что это тяжелая работа, поэтому заниматься ею, не стараясь заработать, смысла не вижу, – пытаюсь настроить аудиторию на творчество. Давайте попробуем ценить каждую минуту, каждое желание каждого посетителя, и вы увидите ответ в виде чаевых в своем кармане.

Складные стульчики хлопают – каждый относит свой в подсобку над сценой.

– Гриш, – Катя настроена дружелюбно, но к дипломатии не склонна. Останавливаемся с ней у выхода из зала. – Ты видел всю эту красивую публику у Олега Магди или у Кати Антишанти? Ты знаешь, сколько они на чай оставляют? Десять рублей в лучшем случае, чаще ничего – а счета там по тысяче. Официанты просто стаканы убирают.

Не возьму в толк, как устроен этот город. Не оставить на чай? Судя по всему, сбой в программе не только на нашей кухне. Получается, я им про себя любимого, а не про общечеловеческие правила вещал.

На автопилоте нажимаю на «стоп» и вынимаю из CD-проигрывателя чей-то сборник «R'n'B Hits. 2006. Vol.4». Ломаю одной рукой (интересно, как ломал бы диск мой японский коллега – двумя руками?). Бросаю в корзину. Ставлю сборник французского джаза.

Ну хоть у мальчика Васи в глазах искра промелькнула. А может, мне показалось.

Под страшным секретом рассказали новость. На крупнейшем рекорд-лейбле в отделе маркетинга инструкция: перед приходом критика Троицкого убирать с рабочих столов все диски. Забирает все мало-мальски интересное, что видит, – а неинтересного на этих столах не бывает. И ведь не откажешь.

Боже, храни коллег с рекорд-лейблов. Они не продают ничего, теснимые наступлением интернета и олдскульным пиратством, их зарплаты – еще хуже, чем в модном журнале, их будущее – туманно. Но они приносят диски и, под настроение, винил.

Тут Игорь подарил на день рождения iPod. Я оценил, покраснел, расчувствовался – положил дома на полку на видное место. Рядом с хозяйкиным баяном. Что iPod, что баян – понятия не имею, как ими пользоваться. Мне надо держать в руках диск. А новое послушать – можно и на MySpace. Чтобы потом купить или не купить диск.

Пока я бил поклоны Тане за коллекционное ЕМ1вское переиздание Kraftwerk, Настя с Universal принесла дивную коллекцию Bjork. Лопухнулся классик: не понесет никто и никогда с базара Белинского и Гоголя. Гришковца понесут и Мураками. Девендру Банхарта то есть понесут, и Antony and the Johnsons. За Белинского и Гоголя от музыки – спасибо друзьям с рекорд-лейблов. Так я и «Зигги Стардаста» когда-нибудь толком послушаю.

У нас с Настей сотрудничество. В кои веки могу быть полезен. В афише «Икры» – двадцать западных имен за тридцать дней, но к крупным рекорд-лейблам они не относятся никоим образом, так же как не относятся к ним человек-гора Стае Барецкий, шаманка Инна Желанная или специалист по техно-расчлененке Mujuice. He то чтобы мы такие авангардные. На Настиного западного артиста у меня денег нет и не будет.

Зато у Насти есть певица Линда, у певицы Линды – греческий муж, у греческого мужа – студия и альбом на сносях с русской женой. Нужна презентация и фуршет.

Кухня пляшет и поет. Обнявшись с баром. Это вам не участники King Crimson – в зале два валета и вот это. Фуршет на сто человек: прибыльное предприятие.

Сижу в офисе, отправляю сто первое, заведомо безответное, письмо агенту Gogol Bordello. В копии – фронтмен Юджин Хатц, не нашедший для меня времени на Манхэттене. Прелесть бессмысленных ритуалов – они дают ощущение стабильности.

Звонят от Насти. Встречаем рояль для завтрашней презентации у главного входа через пять минут.

Зажатую в деревянный каркас белую «ямаху» нежно, как усыпленного слоненка, катят на телеге четыре грузчика, огибают бесконечные углы нашего коридора.

– В зал?

Не пойдет: рояль на завтра, сегодня рок-диско у Димы Спирина. Под «Discovery Channel» в прошлый раз толпа перевернула семипудовый стол с вертушками – а панкерши-go-go's хохотали и продолжали прыгать как ни в чем не бывало. Что им чужой рояль – хоть пять охранников ставь. Убытка не миновать. И греческий муж расстроится.

Несем через двор в офис. Рояль загораживает завскладом вид на календарь со щенятами, украшающий противоположную стену. Это всего на один день. Для сохранности.

У меня хорошее настроение. Всего-то пару месяцев прожили, а назавтра: рекорд-лейбл с совершенно мне не интересным, но представительным артистом Линдой, Юдина вечеринка (мы предусмотрительно раздвинули ее по времени с концертом на пару часов) – и концерт! Я наконец решился позвать Олега Нестерова с «Мегаполисом». На этот концерт я пойду сам: «Мегаполис» – мистическое пятно в Москве девяностых, светлая интеллигентская утопия дэвид-сильвиановского свойства, возникшая и выжившая там, где ей никак не могло быть места. Я опоздал на нее по возрасту, в моей пубертатной истории болезни ее не было – но чудом нагнал, устроившись как-то к Нестерову на работу и начав вдруг «Мегаполис» слушать.

Сигналю Насте на корпоративный ящик: «Рояль на месте. Ждем завтра».

В отличном настроении еду домой. Могу позволить себе немного Аманды Палмер. В смятенных чувствах этот догвилль лучше не слушать; в решительном настроении духа – мне нет в мире ближе оглашенной. Не забыть отправить ее агенту еще одно письмо.