Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

Как бы там ни было, Карабас в шелковой рубашке и очках с тонкой оправой, ни дать ни взять школьный учитель на танцах, да Бегемот при галстуке-бабочке мистическим образом материализовались в моей программе – и Найк Борзов, прячась в свежеотпущенную бороду (ему идет), только что хлопнул меня по плечу на лестнице (люстра над лестницей опять не крутится).

– Сколько билетов продано? Ничего, если мы весь ВИП-балкон для своих попросим приберечь? Сколько билетов там можно выкупить? – Карабас следует за мной со сцены, через кухню, в офис и назад: студийные затворники интересуются деталями, которых артист обычно чурается.

Меня это трогает: ХЗ – настоящее ХЗАО. Бизнес-подход. Расставили по залу камеры – собираются концерт записывать. Два часа. Называться будет «Войне – П-ц». Праздничный концерт ко Дню Победы: «Боевая радистка Анюта, две косички и два сапога».

Начало в 21.40 или, интересуется Карабас, в 21.45?

Главное, чтобы вон тот мальчик с золотым зубом, весом под тонну, успел покинуть помещение до Юлиной вечеринки. И его девочка в кофточке тигровой расцветки – тоже. Любители «Текилыджаззз» на их фоне – участники миланской недели моды.

На третьем круге через кухню (меня ждут в офисе, а Карабас допытывается, чем выделенные ему ВИП-места п-1 и п-2 хуже ВИП-мест ц-15 и ц-16, – я сам зануда, но это уже какая-то на измор дискуссия) меня осеняет. Блины с клубникой! Беспроигрышны по исполнению – и лучший способ нейтрализации артиста. Карабас и Бегемот, конечно же, хотят блинов.

– Вот и Джей-Джей Йохансону, помнится, понравились эти блины, – радостно бормочу я, открывая дверь в гримерку. Дверь ударяется о чей-то высокий сапог. – Простите, пожалуйста.

– Какому Йохансону? – спрашивает хозяйка сапога. В гримерке скучает Марина Хлебникова.

Кого не встретишь у себя дома.

Заказываю Олесе еще одну порцию блинов. Для народной артистки.

– Я – Сергей, – аккуратно подстриженный парень в поло находит меня в зоне прилета.

Во Внуково – антальей по анталье – бюджетные путешественники демонстрируют встречающим незрелый недельный загар. Им несть числа. Верити, выпускница оксфордского филфака, основательница самого неженственного в галактике английского герлз-бенда Electrelane, велела нам с Сергеем найтись под табло прилета. Мы нашлись. Сергей – бойфренд, я – промоутер. Выяснили, что Сергей работает барменом в моем любимом баре Erottaja в Хельсинки – как тесен мир. Рейс сел полтора часа назад. Где

Верити и подельницы, непонятно. На мобильный не отвечают. Тетки из Антальи затоптали?

Что Electrelane нужно привезти, никто не сомневался. Вынуть мозг экстатическим гитарным соло, прополоскать и нежно, щебеча, поставить назад – таких групп, пожалуй, не одна и не десять. Но свежо! Но они барышни! Но обложка журнала Wire! И здешние журналисты – прониклись и написали к концерту, кто по полосе, кто по две. Билетов, правда, продано штук сто. Это в пять раз меньше, чем нужно. У меня теперь арифмометр в голове.

Неужели задержала таможня? Редкое дело, но теоретически возможно. Из-за местных правил (если кому-нибудь на таможне вздумается их соблюдать, конечно) любой ввоз любого музыкального инструмента при небольшом старании таможенника может преспокойно обернуться срывом концерта. Но на мобильный-то почему не отвечают?

Сергей спокоен, как моллюск. Они не виделись месяц: он в Хельсинки, она в туре. Сейчас все будет. Это ж девочки все-таки, не спешат, мобильные по сумкам рассовали – не слышат.

Встречать любимую – ожидание чуда. Встречать начальника, встречать тещу, встречать делегата конференции – любого мифологически не интересного гражданина – просто ожидание. Возможно, нудное. Не более того. Паника в аэропорту – специальный промоутерский жанр. Встречать артиста, прокручивать в голове, что он не сел в самолет, сел не вовремя, забыл паспорт, оставил паспорт в самолете; притом что через четыре часа кровь из носу show time – я к этому адреналину, наверно, никогда не привыкну.

А девочки – вот они. Волоокая Верити извиняется, что долго, – так и есть, бесконечные русско-турецкие отдыхающие оккупировали очередь на паспортный контроль. Только и всего.

До гостиницы «Украина» доезжаем в момент. Хай живе гостиница «Украина» – тонны мозаики о счастливом гопаке под радяньским небом не оставили еще равнодушным ни одного артиста. Очень отвлекает от ржавых щеколд на дверях в туалет и выщербленного паркета.

Въезжаем.

– У вас будет большая кровать, – протягиваю Верити с Сергеем ключ от комнаты с двуспальной кроватью.

Верити меняется в лице. Она растеряна. Она в ярости.

Я понял, я понял, простите, не хотел. Это все круглосуточная переписка с агентами Джорджа Дюка – американцы, понимать, язык-то у меня не родной.

– Я хотел сказать: «У вас дабл».

Верити молча качает головой. Подельницы отвернулись и демонстративно разглядывают кресла в лобби.

Это с американцами можно обсуждать размер их кровати и беспробудно чертыхаться. Попробуйте намекнуть благопристойной английской девушке, что вам известно что-то о ее постели. Не советую.

На мое счастье Сергей подсовывает Верити какую-то гостиничную бумажку, которую надо заполнить, приобнимает любимую, улыбаются – вроде проехали.

Ну и пожалуйста. Зато у вас в Англии краны дурацкие.

– Я бы хотела заехать в книжный магазин, – изящная гитаристка Мия поправляет каре. – Меня Пастернак и Цветаева очень интересуют, было бы просто чудесно купить что-то, что я не читала.

– А я хотела бы купить чаю, – миниатюрная басистка Роз откуда-то с шотландской границы, еле-еле понимаю ее диалект. Улыбается скромно – кажется, она очень милая.

– И, если будет время, конечно, заехать на Красную площадь, – добавляет стриженная под мальчика барабанщица Эмма. Для нее мы месяц искали в Москве ударную установку: редчайшую, и что самое странное, ученическую, полупрофессиональную модель. Эмма, судя по переписке, девушка несговорчивая.

– Да, Красная площадь обязательно! – Верити оттаяла. Улыбается.

Два часа нежнейших препирательств в автобусе. Верочка, это ты хотела на Красную площадь? Но, если книжный рядом, можно мы сначала туда? Миечка, сначала за чаем, если вы, девочки, не против. Как – уже три часа ездим?

А я чувствую себя виноватым перед всеми.

Если с такой скоростью пойдет и на саундчеке – концерт не начнется никогда.

На лестнице у сцены барышень будто подменили. Расчехлялись за пять минут. Воткнулись за три минуты. Тонкая Мия, в девчачьем глухом платье, елозит грифом по микрофонной стойке – этому душераздирающему нойзу позавидовал бы Стефен О'Малли.

– Монитор хрипит, – жалуется. – Но по громкости – можно еще поднять.

Из чего только сделаны девочки – не дай бог показаться рохлями на саундчеке: это мужикам простят, но чем они хуже мужиков. Поэтому организация – солдатская. Укладываются минута в минуту. Судя по чеку – роскошный будет концерт.