Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

Хорошо хотя бы, что он не техник. Техник – человек, ответственный за шнуры и настраивающий для группы каждый инструмент, – во время рецидива звездной болезни съезжает с катушек первым. Как женский алкоголизм – наступает быстро и не лечится.

За спиной появляется Игорь.

– Как ты думаешь, сдерживать на входе пятьсот человек с билетами по много тысяч рублей за пять минут до концерта – входит в обязанности генерального директора?

– Сейчас форсируем, саундчек закончен почти, я к публике тур-менеджера отправлю извиниться – пока его тут в гримерке не порвали. Музыканты бузят.

– Сами?

– Да нет, не сами, конечно, – барабанщик с подругой.

– Так. Гнать на сцену ссаными тряпками!

За что уважаю Игоря – за точный выбор семантических конструкций.

Вламываюсь в гримерку.

– Извините, Майк, ты срочно нужен. Полчаса, как пора открывать зал – люди на лестнице стоят. Мне нужно, чтобы Стэнли и Джордж ушли со сцены и, если можно, чтобы ты к людям вышел на секунду и их успокоил.

На лице Майка счастье:

– Простите, ребята, мне срочно нужно быть в зале.

– Ты куда, твою мать, пошел? – Родни и Анджела поворачиваются за ним. Но Майк бежит быстрее.

– От лица музыкантов я приношу извинения за задержку, – обращается Майк с лестницы к недешевым пиджакам и галстукам. – Мы начнем буквально через десять минут, будьте так добры, подождите еще чуть-чуть.

Джордж и Стэнли исчезают за сценой. Запуск. Столики заполняются за минуту.

– Вот я в первый раз, – дефилирует мимо меня с бокалом Джордж Дюк, – поехал в тур в шестнадцать лет. Сейчас мне шестьдесят. И каждый раз думаешь: все дрова, которых наломали в прошлый раз, в этот ни за что не повторятся. А потом выясняется – дрова всегда разные. Как с этим барабанщиком. Может, в этом и есть драйв?

В «трехэтажном особняке» – аншлаг. Краем глаза замечаю, как менеджер Катя проводит между столами Преснякова и Агутина – кого здесь не встретишь. Им придется стоять: ни одного свободного места. Артисты морщатся.

– После концерта будет суматоха, – Майк утирает пот со лба. – Будешь в Лос-Анджелесе – заезжай обязательно. С женой познакомлю. Мы после этого тура отдыхать на пару недель, а так – на месте все время. Вот черт, кажется, он мне рубашку порвал. Все, мы готовы.

Запрыгиваю в рубку звукорежиссера, хватаю микрофон:

– Ladies and gentlemen! Please welcome Stanley Clarke and George Duke!

Пиджаки с облегчением хлопают.

Кто у нас завтра – Би-Войс с Хельгой?

«Гарри Поттера» я читал через строчку, две книжки – и с ходу не вспомню, какие именно. Больше прочего запомнился ящик, который начинал гудеть на всю школу, как только его открывали. У меня эту функцию выполняет мой почтовый ящик – настолько, что за две недели в Новой Зеландии я ни разу его не открывал. Интересно, сколько сотен автореплаев («Извините, в отпуске, отвечу по возвращении») он оттарабанил за это время.

Я сегодня первый раз поднимался на ледник на Южном острове. Гейзеры позавчера, выставка про «Властелина колец» вчера, родина тарзанки завтра – и мне нечеловечески хорошо здесь одному среди овец. Их тут, на площади размером с остров Хонсю, сорок миллионов, а людей – четыре. На мне теплый свитер – на осколке Гондваны зима. Восемь часов в ботинках-кошках на свежем воздухе, среди режущего глаз синего льда, меня закалили: зажму уши и открою почту. В деревне при леднике две улицы: отели и мотели. Интернет-кафе – в древнем австралийском автобусе со старомодно скругленными краями, застрявшем между пальмой и сугробом.

Не так и страшно – триста с чем-то непрочитанных. Стажер-ассистент из Германии выходит на работу, как только я вернусь в Москву. ОК, это кстати. Мы друзья Дениса Хомяка из Берлина, нельзя ли у вас недорого сыграть? Извините, нельзя – первый раз о вас слышу. О! Дани Сицилиано готова ехать в Москву. Мне люб ее тихий клекот – по крайней мере, когда эта птица попадает в лапы Мэтью Херберта, продюсера и по совместительству, кажется, мужа. Но деньги! – мы никогда не продадим столько билетов, чтобы отбить этот гонорар. Рацпредложение летит агентессе: «Дорогая Наоми! Денег на концерт нет. Здравствуйте. Как насчет диджей-сета?»

Я видел артистов, проституирующих с халтурными диджей-сетами: лицо известно, деньги легкие. Видел тех, кто чувствует себя в диджейском седле куда увереннее, чем перед микрофоном. Артистка Сицилиано сыграла по обе стороны Атлантики не одну сотню диджей-сетов. Сэкономим и принесем немного культуры в массы. «Привет из Новой Зеландии!» – заканчиваю я письмо.

Это я уже два часа здесь сижу. Так, log-out, не дожидаясь перитонита, потом дочитаю.

Выхожу из автобуса на улицу, тьма – глаз коли. В августе в Новых Южных Альпах темнеет в шесть. Я дал себе слово не бриться еще неделю и в клуб «Икра» меня бы сейчас фейсконтроль ни за что не пропустил. Побреюсь в Сиднее, так и быть, – там ближайший клуб, похожий на клуб. А впрочем, в столичных веллингтонских тавернах, где под каждым шарфом – рубашка поло (интересно, есть ли тут Н amp;М?), – своя прелесть. Нет, до Австралии – бутылка местного белого, слов тридцать и километров триста в день вдоль фьордов, пустынь и дождливого западного побережья. В самолете – песня Хосе Гонзалеса на 383-й позиции в фонотеке компании Emirates: за долгую дорогу сюда я запомнил ее местонахождение. Я свою дозу счастья знаю. Главное, не залезать в почту до Бангкока. Или до Дубая.

– Please evacuate the president! – с серьезным видом поет Пьер. На нем черный костюм, белая рубашка, черный галстук. Грациозный камерный рок летит под беленый свод Центра современного искусства.

В песне, вообще говоря, по тексту – «Please assassinate the president» *. Но барабанщик Кении непостижимым образом умудрился развести на трэвел-грант американское посольство. С этим посольством – этого не может быть, потому что не может быть никогда: французы, немцы, скандинавы, кто угодно, но только не американцы. На родине Мадонны не принято поддерживать молодые таланты. Ну и вот, сухарь в галстуке неопределенного цвета сидит теперь в первом ряду, тоскует. А Пьер ему поет.

Завтра у нас концерт. Новая группа из Бруклина – открытие клуба «Икра». Свели нас коллеги из центра «Дом» – для них камерный рок не профиль, пока на дутаре кто-нибудь не пристроится или по железной бочке разводным ключом не начнет лупить. Отдали свою находку безвозмездно.

А находка – и впрямь на диво, нежнейший сгусток меланхолии со скрипочками и бархатным голосом Пьера, декадентская игрушка, никак не хуже разросшегося «Браззавиля», на который к нам стояли очереди. Мы выбили для бруклинцев контракт на лицензию пластинки в России. Зажигаем таланты.

Да, они Melomane называются.

Я три раза сказал стажеру Нико, чтобы внес меня в список. Нико – неделю в Москве – по неопытности не вписал или вписал не туда. И телефон выключил: камерный концерт, понятно. Я десять минут препирался с охраной Центра современного искусства.