Григорий Гольденцвайг - Клуб, которого не было

Гудзь хмыкает:

– Я вот поэму пишу. «Жизнь цыгана».

После нашего полупровального шоу, после подпольного шоу в клубе-конкуренте – в столице солнечной Украины Гудзю за сет не заплатили ни гривны. До дружественных цыган Закарпатья – из-за которых он, собственно, и решил в придачу навестить Москву и Киев – добирался на перекладных.

– По-цыгански, – пожимает плечами. – Я привык. Это вон с Туббе и со Скандинавии у нас другая жизнь началась.

С уважением поглядываю на бритоголового агента Туббе. Что-то мне подсказывает: тот, кто обидит его артиста, – дня не проживет. А Гудзя мне становится жалко. Пусть здесь он и в шатре на пятнадцать тысяч человек играет. Как можно обидеть человека с такими усами.

Урожай тюборга в этом году в Дании – особенно знатный. Кажется, я пропустил первые четыре часа фестиваля. Это концертов восемь. Мне стыдно. Откланиваюсь, обещаю перезвонить Ксении («на датский номер, конечно! С финского, на +358, ты увидишь»), если где обнаружу груду невостребованных пластиковых стаканов.

Ныряю в калитку в заборе – и немедленно упираюсь в двух сидящих на корточках девочек. О Скандинавия! Я целиком и полностью за равенство полов. Я тоже писал в прошлом году на этот забор и согласен: почему это им нельзя, когда мне можно? Единственное – зря они перед выходом присели: не ровен час, заденет кто.

Ну вот он, рай. Прямо передо мной на большую сцену вываливается Черный Плащ – Оззи Осборн. В шатре за углом разгоняется Эндрю Уэзеролл. Прямо и налево – оттуда доносится визг и лязг Sonic Youth. Все это в мире и согласии – никаких гримас на утонченных лицах: ах, не дай бог, мимо фанов Black Sabbath пройти, увидят – засмеют. Не засмеют. Не в резервации.

А я стою посередине в ступоре. Как обезьяна из анекдота – разорваться, что ли?

Родители с детьми (господи, сколько же их – и сколько десятилетий кряду они сюда приходят!) в ностальгическом экстазе тянут шеи перед Оззи. Лет через двадцать дети приведут своих детей и будут так же высовываться из толпы, силясь разглядеть старца Терстона Мура. Круг замкнётся самым правильным, человеческим образом.

Ко мне подлетают парень с девушкой метра под два каждый, в одинаковых оранжевых майках.

Можно тебя обнять? – спрашивает девушка.

– Чего? – я не понял.

– Можно тебя обнять? – повторяет парень. Обнимают вдвоем, не дожидаясь, пока до меня дойдет.

Смеются, бегут дальше, подскакивают к парочке передо мной.

– Можно вас обнять?

На оранжевых спинах написано: «Hug patrol». Браслеты на руках обычные, не волонтерские – ребята купили билеты. Им просто нравится обниматься.

– Внимание, вопрос! – Гнусавый голос так увлечен, что не прыснуть в рукав невозможно. – Уважение и любовь японских ценителей искусства к художнику комиксов Тэдзука так велики, что художник удостоился чего-то, что

часто бывает у талантливого писателя или поэта, но чрезвычайно редко у мастера комикса. Что это?

Клуб «Икра» в дневные часы – первостатейная замена дури.

Я прилетел вечером, сразу из аэропорта отправился к Юле Юденич на вечеринку – у Би-Войса новый проект, а с охочим до неглупых танцев клаббером здесь мало кто управляется лучше Би-Войса. Так и пошло – танцевали на полутемном танцполе у Би-Войса все, включая официанток; ближе к ночи вдруг нагрянул старый приятель Алекс с барышнями одна другой симпатичней (Алекс – специалист); потом суп-крем грибной, потому как Олесе с родинкой отказать невозможно: предлагают – надо есть; потом егермайстера с Юлей за судьбы промоутерства – и домой на восходе солнца. Пугающее мероприятие этот ваш восход.

Вернешься ровно через циферблат – а тут на танцполе вместо Би-Войса игры «Что? Где? Когда?». Потные дяденьки в бородах про японские комиксы разгадывают. Шепчут яростно друг другу под нос, чтобы соседи не услышали. Их – столов сорок. Бармен не успевает кофе наливать. Длинноволосый ведущий – Христос в постановке мариупольской театральной студии. Гугняв и вдохновенен.

– Время вышло. Какая команда отвечает?

– Это что??? – Сид приехал на саундчек, ему играть через два часа. Впечатлился не на шутку.

– «Что? Где? Когда?».

Я же не помню, что у меня на сегодня в расписании. Мне на два месяца вперед надо помнить, пока даты в переговорах. А на завтра – ни к чему.

– Вещь! – Сид раньше такого не видел. Я тоже.

Чемпионат по футболу – -спасательный круг. Бармены уверены, что пива выпьют больше, менеджеры – что столы зарезервируют все. И это летом, в хронически глухое время. Невзирая на то, что три несчастных плазменных экрана сбоят со дня открытия, а на проекционном экране футбол от танцев на льду сложно отличить.

Раз футбол – значит, гости будут. Ох уж эти мифические госссьти.

Вписал расписание матчей в клубное расписание.

С финалом – ерунда получается. Мы на этот день Амона Тобина поймали. Матерый человечище с Ninja Tune впервые в стране. А у страны, пожалте, футбол.

Придется Тобину начинать в восемь. Финал в полдесятого. На мой скромный взгляд – позор.

Назвали: «Амон Тобин представляет чемпионат мира по футболу». Втайне надеялись, что в финале будут Бразилия с Англией или хотя бы кто-то один из них. Тобин – бразилец с английским паспортом. Живет в Канаде, правда.

– И имя, и фамилия – на первый слог, – объясняет устало в гримерке: Амон Тобин!

Его здесь нет. Ушлый агент спланировал Тобину в Европе пять выступлений подряд. Наше четвертое. Спал он в последний раз четыре дня назад в самолете из Монреаля в Европу. Кепка, борода и остекленевший взгляд между ними – Тобина хочется немедленно отвезти в гостиницу и уложить спать, по крайней мере до пятичасового утреннего рейса на Милан. А население пусть футбол смотрит.

Сколько промоутеров уверены, что заполучить большого артиста – вопрос денег. Святая наивность! Олеся расторопно приносит кофейник с убийственной силы коричневой жижей. Тобин заливает в себя полкофейника. Цветом лица – сливается с лиловыми обоями в гримерке.

Получить артиста – полдела. Получить артиста живым – проект посложнее. Артист, вопреки распространенному заблуждению, не выезжает из дома, как только позовут и предложат подходящие деньги. Куда как чаще он сидит в домашней студии днями напролет, тратит месяц-другой-четвертый-год на полировку материала, который, возможно, никому и не понадобится впоследствии – но не прерывать же из-за этого беременность. Общается с музой. Меняет музу. Меняет дом, город, страну – и тогда месяцы уходят на переезды, распаковку книжных коллекций, выбор соседнего кафе, где за завтраком в голову приходят стоящие идеи.

Артистов, обожающих самолет-автобус-поезд, не подверженных укачиванию, любящих проводить по полдня в дороге, стоять в пробках, искать потерянный багаж, спать по четыре часа в день, – не так уж и много. Наш друг Гудзь здесь скорее исключение. А с Тобином все банальнее. Обычные заработки – и навестить в конце пути маму. Мама под Миланом живет.