Кайса Орландер - Репортаж из «общества благоденствия»

Что сие означает?

Освобождение от зависимости. В частности, стремление женщин к гражданскому равенству.

Равенство?

Равенство — с кем?

С мужчинами.

С какими мужчинами?

С безработными на бирже труда, с фабричными рабочими, с квалифицированными рабочими, с мастерами, с булочниками, с инженерами, со старшими инженерами, с руководителями отдела социального обеспечения, с министрами, с генералами, с промышленными тузами? Между фабричными рабочими и генералами не так уж много общего. Гораздо больше общего у фабричного рабочего с его женой и у генерала — с его женой.

Организации наемных рабочих вместе с работодателями вошли в женские комитеты. Женский вопрос превратился в вопрос рентабельности. Исследования показывают, что женщины — дешевая рабочая сила, что они выносливы и непритязательны. Комитеты по сотрудничеству представляют одно исследование за другим: «Индустрия и женщины». «Проблема занятости в торговле», «Половое воспитание в школе», «Оплата труда надомниц» и т.д. Работодатели нажимают на все педали — только бы привлечь женщин в сферу производства. Завод «Сандвикен» планирует широкую вербовочную кампанию, помещает в газетах объявления, непосредственно обращается с предложениями обучать их на фрезеровщиц, сварщиц, сверловщиц и т.д.

Что это? Борьба за освобождение женщин? Едва ли.

Женщина не получит свободы, даже если и получит низкооплачиваемую аккордную работу на фабрике. Просто фабрикант хочет повысить рентабельность производства. Иногда в газетах публикуются отчаянные письма читательниц, которые тщетно пытаются поведать миру, что свобода для них вовсе не в том, чтобы устроиться куда-нибудь в качестве уборщиц или упаковщиц хлеба и получать нищенское жалованье за выматывающую работу. В настоящее время у нас в Швеции никто не делает попыток принять всерьез интересы женщин-работниц. Никто не спрашивает, чего они хотят. Голос работниц — это голос угнетенных, забитых, затравленных, измученных, презираемых. Их в нашей стране более миллиона. Некоторые из них описали здесь всю свою жизнь.

В Швеции — около 3 млн. женщин старше 16 лет, около 1,2 млн. из них работают.

80% всех женщин старше 25 лет имеют образование только в объеме народной школы.

Около 233 000 женщин — служащие.

Около 175 000 женщин работают в промышленности.

Около 127 000 женщин работают в торговле.

Около 122 000 женщин работают прислугами.

Около 112 000 женщин работают в больницах (санитарки и медсестры).

Около 90 000 женщин работают в сельском хозяйстве (на собственном либо на чужом наделе).

Около 29 000 женщин работают официантками.

(Цифры из шведского Статистического ежегодника за 1965 г.)

В Хёганесе 14 000 жителей в самом городе и около 20 000 — в окрестностях. Раньше здесь были богатые угольные шахты, благодаря чему начала развиваться тяжелая индустрия. В частности, была основана Хёганесская акционерная компания, которая разрослась и превратилась в господствующее предприятие в городе. Это было в первом десятилетии нашего века. Все началось с производства кирпича. Сейчас кроме кирпича здесь изготовляют керамическую плитку и пластмассовые трубы.

У проходной перед воротами Хёганесской компании один рабочий сказал: «Хёганесская компания плохо платит. На зарплату нельзя прокормить жену и детей. Это особенно трудно для молодых парней, ведь они вынуждены снимать комнаты в новомодных доходных домах».

И он добавил:

«Всю неделю перед получкой приходится ложиться спать на голодный желудок. Если не можешь заснуть от голода, выпей стакан воды. Если не поможет, выпей еще стакан»...

В 1969 г. на корсетной фабрике Арнберга работало 180 женщин. В мае было объявлено, что фабрика закрывается. В августе руководство фабрики изменяет свое намерение и сообщает, что на фабрике будет занято 100 человек. Большинство рабочих не знают, чего им ждать. Из дирекции не поступало никаких точных сведений. О том, как обстоят дела, узнавали окольными путями. Кое-что о положении дел сообщал Комитет предпринимателей, кое-что — профсоюз, кое-что можно было прочесть в газетах, услышать по радио или по телевидению. Однако определенная часть рабочих не ходит на профсоюзные собрания, не беседует с представителями Комитета предпринимателей, не читает газет, не слушает радио, не смотрит телевизор, а потому не знает, что же будет с их работой. Люди питались слухами. Нервничали, беспокоились. В начале сентября на профсоюзном собрании, на которое пришло около 100 рабочих (необычно много), было наконец оглашено решение. Директор Арнберг сообщил, что 80 рабочих будут уволены. Список тех, кому придется уйти, обнародуют в последних числах месяца. В конце этого или в начале следующего года предприятие должно быть остановлено. Прибыв в Хёганес, я отправилась в библиотеку. На вопрос о том, к каким женщинам с корсетной фабрики мне следует обратиться, библиотекарша дала мне адрес фру Ц. Как и все другие женщины в Хёганесе, она просила не называть ее фамилии.

«За те годы, что я проработала на предприятии, пять человек из профсоюзного комитета стали мастерами. Улла была председателем профсоюза. Она стала хронометражисткой. Аке — теперь он заведующий по кадрам — раньше тоже был председателем. В 1954 году ои получил от Арнберга легковую машину «вольво». По тем временам это было много. Тогда-то он и стал заведующим, в 55-м. После него председателем была Свеа. Она стала начальником цеха. Потом — Эрнст. Он был не председателем, а кассиром в профсоюзе. Потом был Лундин, он стал завскладом... Сейчас я только одного хочу: чтобы время побыстрее шло. Сил больше нет считать каждую копейку. Я просто за себя не ручаюсь. Работаешь-работаешь, а получаешь гроши, только что с голоду не помираешь. Я только об одном мечтаю: покончить с этой работой. Вероятно, меня выкурят отсюда, если фабрику остановят. Год буду ходить отмечаться на бирже, а потом получу какую-нибудь пенсию или инвалидность, И уеду из Хёганеса к кому-нибудь из детей. Одиннадцать лет я принимаю таблетки от нервов. И все это время я выкладывалась на работе. У меня ревматизм, болят колени, я постоянно мерзну и на животе будто железный пояс. Доктор говорит, это стресс. Нужно, говорит, иметь терпение. Это у вас, говорит, на всю жизнь. Гоняют человека туда-сюда. Считают, что со мной можно не церемониться. Им нет смысла держать рабочего на одном месте, чтобы он смог на нем больше заработать. Приходится браться всякий раз за чужую работу. А люди злятся. И правда, не очень-то это приятно. Да что поделаешь, черт возьми? Раньше все было иначе. Раньше работать было — одно удовольствие. А с середины 50-х годов, когда ввели рационализацию, тут все и началось. Они выбрали лучших швей и дали им специальное образование. А после этого темп так взвинтился, что большинство прекратило работу. Это случилось как раз в тот год, когда цех перебазировали в Голландию, а фабрику в Клиппане закрыли. Тогда 100 швей остались без работы. Помню, в тот год, когда производительность еще повышалась, устроили праздник для работниц. Каждая получила флакончик духов и билетик с надписью: «Уважаемому сотруднику...» И я хорошо помню, как те, клиппановские, верили, что теперь все будет как надо. Однако сразу же после этого прекратили выпускать поплин и стали импортировать его из Гонконга. Фабрику в Клиппане закрыли. К тому времени уже набрали много служащих и экспертов по проблемам рационализации из Америки, они получали зарплату в сто раз больше нашей. Бюстгальтер нужно было сшить в течение одной минуты. Это как дальняя поездка в автобусе: после во всем теле ощущаешь усталость. А спины не чувствуешь совсем.