Виктор Гюго - Том 15. Дела и речи

Гюго заклеймил позором римского папу Пия IX и Наполеона III, объединившихся, чтобы задушить героическое восстание Гарибальди. Свою горячую речь Гюго закончил призывом, исполненным веры в торжество свободы и справедливости: «Да воцарится во всем мире надежда! Да воодушевятся ею все — и русский мужик, и египетский феллах, и пролетарий, и пария, и проданный в рабство негр, и угнетенный белый, — пусть все они надеются и верят! Все цепи составляют единую сеть, все переплетены между собой: стоит разорвать одно звено — и вся сеть распадется. Отсюда — солидарность деспотов; папа куда ближе к султану, чем он думает. Но, повторяю, с этим покончено. О, как прекрасна неодолимая сила вещей! В освобождении есть что-то сверхчеловеческое. Свобода — дивная бездна, влекущая к себе. В основе революций лежит их неотвратимость».

В 1867 году Гюго воспел итальянского национального героя в большой поэме «Ментана», явившейся откликом на битву гарибальдийцев с отрядом папских войск и французским корпусом, посланным на подмогу Пию IX. В знак дружеской признательности Гарибальди посвятил Гюго поэму на французском языке.

Виктор Гюго не остался равнодушен и к судьбе китайского народа, который подвергся в 1860 году нашествию англо-французских интервентов, огнем и мечом прокладывавших себе дорогу в Пекин. В древней столице Китая колониальные разбойники разрушили Летний дворец и разграбили уникальные произведения народного искусства. В письме к капитану Бетлеру Гюго писал: «В одном уголке земного шара существовало чудо мира: оно звалось Летним дворцом… Это чудо исчезло… Перед судом истории один из бандитов будет называться Францией, другой — Англией. Но я протестую… преступления властителей нельзя вменять в вину тем, над кем они властвуют; правительства подчас бывают бандитами, народы же — никогда».

В каком бы месте ни совершались преступления и насилия над народами, Гюго тотчас же выступал на защиту попранной справедливости. Он поднял голос против вторжения французских войск в Мексику и прославил мужественных защитников республики.

Вспыхнувшая в 1868 году революция в Испании побудила Гюго обратиться с посланием к испанскому народу. В этом послании он резко осудил феодально-монархический режим и призывал к провозглашению республики.

Гюго страстно изобличал правительства великих держав, спокойно взиравших на турецкие зверства в Болгарии и на острове Крит. Такой нейтралитет, несовместимый с элементарной человечностью, только поощрял янычар турецкого султана устраивать кровавые оргии в захваченных странах.

В обращении к восставшим острова Крит (17 февраля 1867 года) Гюго говорил: «Почему Крит восстал? Потому, что господь создал его прекраснейшей страной мира, а турки превратили его в несчастнейшую страну; потому, что на Крите все есть в изобилии и нет торговли, есть города и нет дорог, есть села и нет даже тропинок, есть гавани и нет причалов, есть реки и нет мостов, есть дети и нет школ, есть права и нет закона, есть солнце и нет света. При турках там царит ночь.

Крит восстал потому, что Крит — это Греция, а не Турция, потому, что иго чужеземца непереносимо, потому, что угнетатель, если он того же племени, что и угнетаемый, — омерзителен, а если он пришелец, — ужасен; потому, что победитель, ломаным языком провозглашающий варварство в стране Этиарха и Миноса, — невозможен; потому, что и ты, Франция, восстала бы!

Крит восстал — и это прекрасно!»

В 1870 году престарелый Гюго с юношеским пылом встает на защиту патриотов острова Кубы, восставших против испанского владычества. Он произносит глубоко знаменательные слова, актуально звучащие и сегодня: «Ни одна нация не имеет права наложить руку на другую нацию. Испания не властна над Кубой, так же как Англия не властна над Гибралтаром. Ни один народ не может владеть другим народом, так же как ни один человек не может владеть другим человеком… Повсюду льется кровь народов, и вампиры присосались к трупам. К трупам? Нет, я отвергаю это слово. Я уже говорил: народы истекают кровью, но не умирают».

Гюго был непримиримым противником бонапартистского режима и не шел в этом отношении ни на какие компромиссы с совестью. Вторая империя пыталась преодолеть переживаемый ею кризис либеральными реформами и подачками. Так, в 1859 году был издан декрет о безоговорочной амнистии за политические преступления. Многие эмигранты воспользовались возможностью вернуться на родину, но В. Гюго гневно отверг амнистию, дарованную преступником. Написанную по поводу этой амнистии декларацию Гюго заканчивал словами: «Когда вернется свобода, вернусь и я». Он был твердо убежден, что Вторая империя недолговечна, что ее ждет неминуемая гибель.

Предсказания Гюго оправдались.

Вслед за разгромом французских войск под Седаном в Париже вспыхнула революция, и 4 сентября 1870 года во Франции была провозглашена республика. На следующий же день, 5 сентября, Гюго вернулся на родину.

Жители Парижа восторженно приветствовали писателя. В эти исторические дни Гюго обращается к своим соотечественникам с патриотическими прокламациями, в которых призывает народ к защите Франции и ее столицы от бисмарковской Пруссии.

Так, в пламенном воззвании «К французам» Гюго писал: «Народ! Тебя загнали в подземелье. Выпрямись же внезапно во весь свой рост. Яви миру грозное чудо своего пробуждения… Поднимемся на грозный бой за родину. Вперед, вольные стрелки! Пробирайтесь сквозь чащи, преодолевайте потоки, продвигайтесь под покровом тьмы и сумерек, ползите по оврагам, скользите, карабкайтесь, цельтесь, стреляйте, истребляйте захватчиков. Защищайте Францию героически, с отчаянием, с нежностью. Вселяйте ужас, патриоты!» Это воззвание, написанное с огненным красноречием и политическим темпераментом революционного борца, является великолепным образцом гражданской публицистики. Навсегда сохранив свою остроту и силу, оно спустя семьдесят лет вдохновляло французских патриотов в их героической борьбе с фашистскими оккупантами.

Вместе с героическим народом Парижа Гюго мужественно переносил все тяготы пятимесячной осады, не уставая призывать к сопротивлению и борьбе. Можно смело оказать, что никогда популярность Гюго в народе не была так велика, как в эти месяцы. Писатель решительно выступил против предательского мирного договора, подписанного реакционным правительством национальной измены с Германией. «Я не стану голосовать за этот мир — говорил он в Национальном собрании, — ибо бесчестный мир — это ужасный мир. И все же в моих глазах он, пожалуй, имеет одно достоинство: такой мир означал бы прекращение войны, пусть, но вместе с тем он породил бы ненависть. Ненависть к кому? К народам? Нет! К королям! Пусть короли пожинают то, что они посеяли. Что ж, государи, действуйте! Кромсайте, режьте, рубите, грабьте, захватывайте, расчленяйте… Мщение зреет; чем больше угнетение, тем сильнее будет взрыв. Все, что потеряет Франция, выиграет Революция».