Андрей Ашкеров - Экспертократия. Управление знаниями: производство и обращение информации в эпоху ультракапитализма

• управление социальным временем – властвует тот, кто определяет, что считать прошлым, что настоящим, а что будущим, противопоставляет друг другу причины и следствия, формирует исторические хронологии. Это предполагает примат анахронической культуры (например, культуры кампа) над культурой исторической памяти.

Систематическое и целенаправленное забвение позволяет оставлять в истории лишь то, что можно отнести к категории «хорошо забытое старое», вернув впоследствии в качестве нового. При этом элементы исторических последовательностей если не перемешиваются в совсем уж произвольном порядке, то уравниваются друг с другом в своем анахроническом статусе. Все они в одинаковой степени случайны, и все они в одинаковых отношениях с неопределенностью (конингентностью). Это также открывает возможность для создания мифологических систем, каждая из которых связана уже не с принципом неопределенно далекого прошлого, как в классическом мифе, а с принципом неопределенно далекого будущего или с принципом фантастически рискованного настоящего;

• управление природными процессами посредством техники – кульминацией предыдущей фазы развития техники были промышленная революция (XVIII–XIX века) и научно-техническая революция (XX век). Обе они проходили под знаком конфликта с природой, ее «завоевания» и колонизации. При этом предполагалось, что функция техники связана с восполнением того, что в природе не хватает или и вовсе не существует. Современные технические революции связаны уже не с созданием искусственной среды или «второй натуры», а с модификацией и развитием в самой ее первозданности. Символом этой новой фазы технического развития выступает не робот, призванный заменить собой человека, а микрочип, вживляемый в человека и расширяющий его возможности. Человек при этом не преодолевает природу и не «берет» ее милости насильно, он вторгается в нее таким образом, чтобы на все более микроскопических уровнях засвидетельствовать свое единство с ней и с процессами, которые в ней происходят.

Таким образом возникает эффект неоархаики, когда человек вновь обнаруживает свое единство с природой. Правда, происходит это теперь уже не в форме мифа, а в форме технологического взаимодействия, происходящего под знаком биотехнологий (которые сближаются с семиотическими технологиями). В оппозиции к этому процессу находятся, с одной стороны, классические «естествоиспытатели» по образцу XVIII века, с другой – «экологисты» в духе позднего XX века;

• управление техническим прогрессом – разнообразные технические приспособления приводят к невиданной унификации жизни и абсолютной безальтернативности прогресса. До и часто вопреки всякому публичному признанию общих ценностей техника создает такую систему условий существования, в которой пребывающие ведут себя так, как будто вопрос об этих ценностях не только окончательно сформулирован, но и уже решен.

Эта неимоверно возросшая роль техники меняет отношение к любым идеологиям и идеям, которые окончательно трансформируются в социальные технологии. Роль собственно идейной начинки в них не более значительна, чем роль инструкции применения, прилагаемой к бытовому изделию. Понятия и категории окончательно утрачивают характер основоположений, связанных с наследием классической метафизики. На смену ей приходит метафизика девайсов (от англ. аппарат, машинка, прибор) и гаджетов (от англ. устройство, приспособление, но также и безделица), в число которых входят и различные идейные новации. Последние приобретают характер не столько «открытий» (или, например, «объяснений»), сколько семиотических фетишей.

Любой цивилизации, рассчитывающей на сохранение собственной самобытности, важно в этой ситуации предлагать на каждое серьезное техническое изобретение свою альтернативу, видеть принципиальную альтернативность технического развития. Подобный подход автоматически означает возможность не только альтернативного прогресса, но и альтернативной этики, связанной с тем, чтобы жить и действовать в обозначении собственных отличий;

• управление идентичностями – нисколько не сводится к практике управления или манипулирования сознанием, выступающей остаточным явлением старой позитивистской технократии. Новая технократия предполагает превращение в управляемый актив всего человека в целом, независимо от того, к чему сводится его «существо» и что считается в нем определяющим (сознание или бессознательное, душа или тело, разум или безумие, биологическое или социальное и т. д.) Подобная комплексность сама по себе представляет большую проблему, ибо идентичность предстает не только как результат всеобъемлющей капитализации человеческого в человеке, но и как достояние, обладание которым сопряжено с наибольшими рисками.

Вместе с тем практика аккумулирования отличий является наиболее общей стратегией обращения не только с личной, но и с коллективной идентичностью. В частности, именно эта стратегия берется за основу в осуществлении практик цивилизационного строительства;

• управление свободой – тесно связано с управлением идентичностями, поскольку последнее предполагает невиданное сращение экономической и символической власти (причем выступает одновременно его предпосылкой и результатом). Итогом подобного симбиоза становится представление о властном ресурсе, который не только ограничивает, но и дает возможности. При этом каждый индивид обеспечивается неповторимой формулой свободы. Мыслящееся как синоним приватизации возможностей, свободное существование также превращается в технико-экономическую проблему. Суть ее в том, что необходимо обеспечить процесс плавного ухода человеческого существа от квазифизиократического обладания любыми сущностями в пользу «чистого» и не обремененного никакой субстанциальностью обладания «как такового»;

• управление информационными ресурсами – задача управления свободой плавно перетекает в задачу управления информацией. Именно информация выступает гарантией и воплощением описанной выше идеальной собственности. Ин-формирование вовлекает человека в систему, в которой он обречен отнюдь не только на «методологическое» растворение в духе Леви-Строса и в которой находится место только для отношений, соотносящихся с другими отношениями. Растворенный субъект из носителя априорных структур познания превращается в конгломерат мыслительных клише, антропоморфное воплощение здравого смысла. Систематическая диверсификация информации связана с тем, что последняя не просто предоставляет сведения, но одновременно и порождает новые формы неопределенности, обнаруживая в них собственный предел и иное воплощение.