Чеслав Милош - Порабощенный разум

Польские крестьяне, конечно же, не стояли на вершинах развития цивилизации. Может быть, те, которых я увидел, были безграмотны. Мой друг сказал бы, наверно, что это безобразные, смердящие глупцы, которых надо научить мыслить. Но то зерно, которое в них или в балтах или в чехах сохранилось, могло сохраниться потому, что их никогда еще не подвергали лечению методом господина Оме. Я не исключаю, что та нежность, с какой балтские женщины лелеяли свои садики, суеверность польских крестьянок, собирающих разные травы, обладающие волшебной силой, привычка оставлять пустую тарелку для странника в сочельниковый вечер — это задатки добрых сил, которые могли бы быть развиты, а засыпание зерен камнями приводит к результатам, о которых нужно спросить у немецких женщин, переживших 1945 год в Берлине. Для кругов, в которых пребывает мой друг, допущение, что человек является тайной, звучит как худшее оскорбление. А ведь они хотят ваять нового человека — но так, как скульптор ваяет фигуру из глыбы камня, откалывая все лишнее. Мне кажется, что они ошибаются. Что их знание, при всем его совершенстве, недостаточно, и что право жизни и смерти, которое они держат в своих руках, узурпировано ими.

Мог ли я, будучи на стороне бормотания и несвязного лепета, которыми выражает себя беспомощная и пронзительная тоска людей, мог ли я ходить по мягкому ковру своей квартиры в привилегированном квартале и наслаждаться Шекспиром? Вместо руки, по которой горячая кровь течет от сердца к пальцам, держащим перо, мне дали бы превосходный протез диалектики. Зная, что в человеке есть свет, я никогда не мог бы этого света касаться, потому что свет этот не равнозначен, как я уверен, социалистическому сознанию и пребывает также в глупцах, в монахах, в юношах, сторонящихся общественной деятельности, и в кулаках. Зная, что в человеке есть преступление, я не мог бы указывать на это преступление пальцем, потому что, как верит мой друг, оно совершено Историей, а не людьми. Замолчим, не будучи в силах забыть, о минувших преступлениях, о сотнях тысяч поляков, депортированных в 1940–1941 годах, о тех, которых застрелили или утопили в баржах в Ледовитом океане. Нужно учиться прощать. Я говорю о преступлениях, которые есть и которые будут. И всегда во имя нового, великолепного человека, и всегда под звуки оркестров, под песни, под крик громкоговорителей и декламацию оптимистических поэм.

Теперь я бездомный. Справедливое наказание. Но, может быть, я родился для того, чтобы моими устами заговорили «рабыни навечно»? Зачем же я должен был слишком себя щадить и ради того, чтобы присутствовать в антологиях классиков польского стиха, издаваемых государственным издательством, отрекаться от того, что, может быть, и есть единственное призвание поэта? Мой друг приемлет голую силу, давая ей разные названия. Мы с ним разошлись. Мне все равно, оказался ли я на стороне будущих победителей или побежденных. Я знаю одно: если мой друг будет вкушать сладкие плоды торжества и земной шар будет планово освоен на многие сотни лет, беда тем, кто до этого доживет. Они спят сейчас в своих кроватях или предаются кретинским забавам и, в самом деле, каждым своим поступком стараются заслужить гибель. Но то, что их погубит, не освободит в них свободного человека. Если мой друг будет иметь возможность убедиться, что сила, которой он поклонялся, не была необходимостью, наша планета вступит в период страшных войн и кровавых революций, но искания не кончатся и надежда сохранится.

Пусть великий поэт Латинской Америки Пабло Неруда борется за свой народ. Но было бы плохо, если бы все голоса, которые доходят до него из Центральной и Восточной Европы, он считал проявлением отживающих национализмов и писком обиженной реакции. Глаза, которые видели, не должны быть закрыты, руки, которые коснулись, не должны забывать, когда держат перо. Пусть он соблаговолит позволить некоторым писателям Центральной и Восточной Европы заниматься проблемами, далекими от того, что у него болит.

Когда, как говорит мой друг из Варшавы, я стану перед Зевсом (независимо от того, умру ли я своей смертью или меня настигнет приговор Истории), вот что примерно я смогу представить в свое оправдание. Многие люди потратили свою жизнь на собирание почтовых марок, старинных монет или на разведение редких сортов тюльпанов. Я уверен, что хотя бы это были забавные и бесполезные мании, Зевс был к ним милостив, если они вкладывали в эти занятия всю свою страсть. Я скажу ему: «Не моя вина, что ты создал меня поэтом и дал мне дар видеть одновременно, что происходит в Небраске и в Праге, в балтийских странах и на берегах Ледовитого океана. Я чувствовал, что если я что-нибудь с этим даром не сделаю, стихи мои будут лишены для меня всякого вкуса, а слава будет омерзительна. Прости мне». И может быть, Зевс, который не назвал идиотами собирателей старинных монет и любителей тюльпанов, меня простит.

Британишский В. Введение в Милоша // Вопросы литературы. 1991. № 6. С. 109–133.

Британишский В. Собеседник века. Заметки о Милоше // Звезда. 1992. № 5–6. С. 178–186.

Британишский В. О творчестве Ч. Милоша // Поэты — лауреаты Нобелевской премии. М.: Панорама, 1997. С. 429–433.

Британишский В. Родимое и вселенское в творчестве Чеслава Милоша //Литературное обозрение. 1999. № 3. С. 15–25.

Бродский И. Сын века / Пер. с англ. Л. Штерна // Литературное обозрение. 1999. № 3. С. 14.

Венцлова Т. Чеслав Милош: Отчаяние и благодать // Литературное обозрение. 1999. № 3. С. 25–28.

Милош Ч. Поэтический трактат / Пер. Н. Горбаневской. Ардис, Анн-Арбор, 1982.

Милош Ч. Стихи разных лет / Пер. В. Британишского // Новый мир. 1991. № 2.

Милош Ч. Стихи / Пер. И. Бродского и В. Британишского // Иностранная литература. 1991. № 5.

Милош Ч. Стихи 1930-1980-х годов / Пер. В. Британишского // Звезда. 1992. № 5–6.

Милош Ч. Так мало и другие стихотворения / Составитель А. Базилевский, пер. А. Базилевского, И. Бродского, А. Гелескула, Н. Горбаневской и др. М.: Вахазар, 1993.

Милош Ч. Стихи / Пер. В. Британишского // Поэты — лауреаты Нобелевской премии. М.: Панорама, 1997. С. 407–428.

Милош Ч. Стихи из книг 1984–1994 годов / Пер. В. Британишского // Литературное обозрение. 1999. № 3.

Милош Ч. Поэтический трактат. Фрагменты / Пер. и послесловие Н. Горбаневской // Новая Польша. 1999. № 1 (сентябрь).

Милош Ч. Город без имени. Фрагменты поэмы / Пер. С. Морейко // Иностранная литература. 2000. № 6.

Милош Ч. Стихи / Пер. В. Британишского // Н. Астафьева, В. Британишский. Польские поэты XX века. Антология. СПб.: Алетейя, 2000. Т. 1. С. 337–364.

Милош Ч. Богословский трактат / Пер. Н. Горбаневской // Новая Польша. 2002. № 2.

Милош Ч. Речь в Шведской Королевской Академии / Пер. В. Британишского // Иностранная литература. 1991. № 5.