Алексей Толстой - Том 10. Публицистика

Сквозь амбразуры в мешках нам показывают Университетский городок. Это ряд огромных кирпичных построек, далеко одна от другой отстоящих на покрытом высохшим бурьяном поле. Война застала городок еще не законченным. Жестокие следы разрушения видны в Литературном факультете: кирпичные стены его пробиты, и крыша осела во многих местах. Недавно отсюда были выбиты фашисты, и сейчас они сосредоточиваются только по одну сторону Медицинского факультета, в полукилометре от него, на холме.

В амбразуры нам показывают — метрах в пятидесяти от окон — едва заметный среди бурьяна гребень: траншею фашистов. В другую амбразуру видно исщербленное снарядами кирпичное крыло госпиталя, занятое фашистами. Там также все окна нижнего этажа забраны мешками. В третью амбразуру видим асфальтовую дорогу, на ней, неестественно вытянувшись, лежит человек.

Вот и все: бурое волнистое поле, покрытое бурьяном, и огромные кирпичные корпуса. Редко — выстрел, да пуля шлепается в мешок с песком. Но это место — страшное, когда с обеих сторон начинается огонь пулеметов, орудий, минометов, когда над крышами заревут бомбовозы.

Уважаемые товарищи!

Русский фольклор неизмеримо богаче, чем фольклор немецкий, французский и других народов. Кроме того, русский фольклор — живая стихия: в наши дни создаются замечательные сказки и даже былины уже на советской тематике. Но до сих пор у нас нет проработанного, классического текста былин, сказок и песен от древнейших времен до наших дней. Необходимость такого текста ясна без слов: знакомство детей с родным фольклором и, кроме того, обогащение детей всеми сокровищами народного языка.

Выходящие до сих пор случайные сборники русских народных сказок страдают обычно тем, что они очень неполны: сказки часто в них подобраны случайно и в вариантах не лучших; колоссальный фонд замечательных текстов остается лежать под спудом. В подавляющем большинстве сборники русских народных сказок для детей содержат только сказки о животных. Почти совершенно игнорируются волшебные, волшебно-героические, сатирические сказки и сказки-новеллы.

За последние 20 лет русская сказка значительно обогатилась новым, современным материалом, который до сих пор почти неизвестен. Так, например, от сказочника-рыбака, ныне здравствующего, М. М. Коргуева записано полторы тысячи страниц замечательнейших сказок.

Русские народные сказки являются крупнейшим памятником мировой художественной литературы. В течение почти целого века были многократные попытки создать сборники русских сказок для детей, но эти многочисленные издания (главным образом дореволюционные) оказались неудачными и не привились. Они не стали тем канонизованным кругом детского чтения, которое мы имеем на примере сказок Перро, сказок бр. Гримм и т. д.

Наши дети вправе рассчитывать на монументальный корпус прекрасных сказок своей родины.

Материал должен быть выбран из всего богатейшего текстового фонда, как опубликованного, так и рукописного, с таким расчетом, чтобы сборник включал все основные сюжеты без вариантов в их наилучшей разработке.

Естественно, что сказки, имеющиеся в научных записях, потребуют литературной обработки, которая должна идти в двух направлениях: композиционном и стилистическом.

Все издание должно составить пять книг по 10 авторских листов в каждой книге:

книга первая — включит сказки о животных,

книги вторая и третья — волшебные и волшебно-героические сказки,

книга четвертая — новеллистические и сатирические сказки,

книга пятая — современные сказки с советской тематикой.

Я предлагаю Детиздату ЦК ВЛКСМ издание, под моей редакцией, пяти сборников сказок. Работать над текстом будет бригада из трех человек: А. Нечаев, Н. Рыбакова и третий — фольклорист, нами намеченный (но окончательно мы еще на нем не остановились).

Первый том должен быть подобран к октябрю сего года с тем, чтобы выйти зимой 1938-39 года.

С тов. приветом

Алексей Толстой.

Кто такой был этот «босяк», который со страниц первой книжки молодого Максима Горького пошел горделиво и уверенно гулять по миру?

«Босяк» — деклассированный человек — был началом единой темы Горького, темы, открывшей его славную долгую творческую жизнь… Темы о «гордом человеке», темы воинственной, революционной, оптимистической и по своим внутренним качествам — с самого начала — большевистской: темы социалистического гуманизма.

Горький начал с деклассированного человека и кончил человеком бесклассовым. Казалось бы, между этими двумя людьми нет никакой связи: один — продукт капиталистического помещичьего российского общества девяностых годов, другой — новый человек нового, социалистического мира.

Но между ними протянута единая тема творчества и всей политической борьбы Горького.

«Босяк» был символом бунта против мещанского общества царской России, где в чаду постных пирогов, в душной тишине, нарушаемой подземными гулами пролетарского гнева, шелестели ассигнации под жирными пальцами звероподобного купечества и всяческих мироедов.

«Босяк» Горького не был протестом мелкобуржуазной среды, радикализмом, не был анархическим отрицанием всякого общества вообще. (Такому радикализму, такому анархическому протесту немало было отдано художественных сил в Европе и Америке в то время.)

«Босяк» Горького был вызовом, брошенным капиталистическому миру во имя грядущей пролетарской революции. Мне трудно определить долю сознательности в революционной целеустремленности Горького девяностых годов. Это дело литературных исследователей. Но мы знаем, что Горький быстро и прямо пришел к Ленину. Это не случайное знакомство и дружба. Это обусловлено всей целеустремленной тематикой Горького.

Дружбой с Лениным и Сталиным Горький конкретизирует свою тему о торжестве освобожденного человека, тему высшего или пролетарского гуманизма.

Горький пришел в русскую литературу на закате творчества Льва Толстого и в расцвете творчества Антона Чехова.

Лев Толстой и Чехов были тоже гуманисты. Лев Толстой сурово, гордо и надменно утверждал в том социальном строе, который прежде всего нужно было вдребезги разрушить и который он мыслил слишком прочным и долговечным, — утверждал формы высшей морали.

Лев Толстой не мог не видеть противоречия между типом мыслимого им человека и обществом. Поэтому он анархически отрицал всякое социальное давление, то есть он приходил к выводам анархизма в его самой идеалистической концепции. Он строил облик прекрасного человека, свойственный лишь человеку социалистического, бесклассового общества. И в этом было основное противоречие Льва Толстого.