Газета Завтра Газета - Газета Завтра 929 (36 2011)

Я не хочу сказать, что нас начнут помещать в концлагеря или сжигать в крематориях. Но возможны все средства крайнего давления на нас, сочетаемые с нынешней гибкой и зыбкой международной ситуацией. Никто нам не поможет избежать надвигающейся большой беды. Никто, кроме нас самих. Тут бессмысленно отсиживаться, бессмысленно уповать на какие-либо компромиссы. На компромиссы пойдут, только если мы будем сильными. Если мы будем слабыми — растерянными, надеющимися на то, что как-нибудь обойдется, разобщенными, — нас добьют до конца.

С.К. В Латвии несколько партий отстаивают права русскоязычного населения. Вы призываете к преодолению разобщенности сил, отстаивающих такие права. Что это значит с практической точки зрения?

Т.Ж.Давайте спокойно и внимательно разберёмся в ситуации. Партии, представляющие русскоязычное население, отличаются по своему подходу к ситуации. Одни считают, что можно договориться с умеренными латвийскими националистами. Правомочен ли такой подход? Тут все зависит от того, какова будет судьба этих умеренных националистов. Если они могут победить, то партии, агитирующие за компромисс, имеют шанс войти во власть. А если умеренные националисты будут разгромлены, а к власти придут крайние?

Тут я вновь вынуждена вернуться к моему печальному прогнозу. Либо он верен, либо неверен. Как депутат Европарламента, я обладаю теми многими знаниями, которые умножают скорбь. Я не голословно утверждаю о реальности угрозы окончательной нацификации Латвии. У меня есть данные, свидетельствующие о том, что побеждает именно эта тенденция. Или, точнее, что этой тенденции дадут победить. Представьте себе, что это произойдет именно так. Что умеренные националисты будут разгромлены в Латвии в 2011 году так, как они были разгромлены в Германии в 1933-м. Что тогда произойдет с политикой компромисса? К чему сведется компромисс? Образно говоря, к тому, чтобы выбирать между расстрелами и печами крематория?

Я выступаю за полное, категорическое единство всех здравомыслящих сил. Русскоязычных в первую очередь. За то, чтобы эти силы выступили одним фронтом перед лицом нацистской угрозы. Но я предостерегаю от иллюзий, игр, основанных на принципе "и нашим, и вашим". Это не призыв к оголтелости, к экстремизму. Это призыв к респектабельной, ответственной мобилизации перед лицом огромной угрозы. Как говорила героиня одного прекрасного советского фильма, "в огне брода нет". Это полностью относится к нынешней политике в Латвии.

Мой отец, Гдалий Савельевич Плинер, родом из Резекне. Отслужил в латвийской армии рядовым солдатом-артиллеристом. Едва демобилизовался, как началась Великая Отечественная.

Во время Первой мировой массовых гонений евреев не было, поэтому ни мой отец, ни дед, ни остальные родственники и не думали об эвакуации. И только мама, Мира Яковлевна, с присущей ей женской интуицией, тревожилась. Ее сосед по дому, латышский полицейский, с кем выросли в одном дворе, вдруг резко изменился. Каждый раз при встрече говорил маме одно и то же: "Ну что, Мирочка, скоро таким, как ты, — чирк!". И показывал характерный жест ребром по горлу. У мамы мороз по коже. Мама хорошо знала немецкий и однажды услышала по радио выступление Гитлера. После войны, уверял фюрер, только в музее будут красоваться головы коммуниста и еврея, на земле этот сорт людей исчезнет навсегда. Вот тогда мама объявила — уходим. Мама и папа успели в последний эшелон, направлявшийся на восток. Дед с бабушкой, мамина сестра и оба ее брата, брат отца решили не уходить. Остались в Резекне. Их всех потом расстреляли...

…Мои родители добрались до села Маресево Горьковской области. Отец сразу же отправился в военкомат. Граждан Латвии определяли в латышскую дивизию. Там были латыши, русские, белорусы, евреи, поляки.

На фронте отец вступил в компартию. В 42-м, под Старой Русой, где шли страшные, ожесточенные бои, его тяжело ранило — осколком перебило берцовую кость. Семь операций, два года по госпиталям, с трудом, но ногу сохранил. За тот бой отца наградили медалью "За Отвагу".

В 1944 году родители приехали в Латвию. Я родился в 46-м...

У отца было повышенное чувство справедливости. Никогда и никого не боялся: ни шпаны, ни начальства — невзирая на ранги, лез в словесную драку, если считал, что прав.

Ну а я, будучи пацаном, часто реально бился в кровь: когда называли жидом или когда уверяли, что евреи не воевали.

Нас папа всегда убеждал, что работать нужно в два раза лучше других, только тогда нас будут ценить и уважать. И настаивал, чтобы мы с братом учились. Благодаря родителям брат стал врачом, я — учителем. Для них эти профессии были высшими на земле!

Работая в школе и занимаясь педагогической наукой, вижу углубляющуюся язву современной системы образования в нашей стране.

Гитлер пришел к власти на волне разочарования Веймарской республикой. В нынешней Латвийской республике сходное разочарование — налицо. И есть желание национал-радикалов оседлать волну этого разочарования. Последствия будут весьма и весьма прискорбными.

Уже сейчас национал-олигархистский режим Латвии делает все для того, чтобы убить в наших детях и внуках историческую память. Они желают, чтобы молодежь не знала, кто на кого напал, кто в той войне победил. 9 мая — День Победы — не стал в ЛР государственным праздником, а в официальных учебниках нет понятий "Великая Отечественная война" и "9 мая — День Победы над фашизмом"!

Вот уже много лет 16 марта, в так называемый "День легионеров", колонна из фашистских недобитков и молодых неонацистов проходит по центру красавицы Риги.

А с этого года было, видимо, положено начало еще одной грязной "традиции" — шествиям 23 августа к Памятнику Свободы под флагами со свастикой.

По инициативе ряда депутатов Европарламента летом 2009 года была принята декларация, призывающая страны ЕС отмечать 23 августа как "День памяти жертв нацизма и сталинизма в Европе". Этому призыву последовали четыре страны, и Латвия — в их числе.

Как говорят в таких случаях, "лиха беда начало". Расправа с историей — это всего лишь разминка. Расправившись с ней, начнут расправляться и с нами. Между прочим, вполне нацистскими методами. Перед приходом Гитлера к власти умеренные немецкие политики респектабельно и убедительно рассуждали о компромиссе. Это не помешало им оказаться за колючей проволокой.

Если мы не учтём этот исторический опыт и не сплотимся для того, чтобы дать отпор нацистской угрозе в Латвии, если мы продолжим благодушные рассуждения о компромиссе в условиях, когда противоположная сторона явно идет на резкую конфронтацию, — мы окажемся виновны и перед предками, завещавшими нам традицию сопротивления, и перед потомками. Этого нельзя допустить.