Вячеслав Рыбаков - МОРАЛЬ И ПРАВО - ДЕНЬ ЧУДЕСНЫЙ...

Ведь они естественным образом возникли в социальном организме, наследником которого данное государство и явилось. И причиной их возникновения была объективная необходимость гармонизировать жизнь этого организма на всех уровнях, в ячейках любого масштаба. Сделать бесперебойным и безболезненным срабатывание всех связей подчинения и взаимодействия. То есть функции их во многом предвосхищали те, которые государство постаралось потом передоверить праву. Поэтому типы связей, найденные методом проб и ошибок в течение многовекового поиска, зачастую оказывались заслуживающими государственного санкционирования — хотя бы и после модификации.

Например, укрепление семьи было на самом деле в интересах государства.

Китайское государство еще с древности мыслилось как громадная семья и апеллировало к моральному авторитету внутрисемейных связей. Два свойства семьи были особенно привлекательны для государства: единство (высокая теория вообще считала семью одним телом) и иерархичность (исстари, например, существовала образная, но вполне серьезно воспринимаемая формула: отец — Небо для сына).

Эти свойства из поколения в поколение воспроизводились в семье естественным образом, безо всякого принуждения извне. Вместо того, чтобы ревновать к этим внутрисемейным установкам и бесплодно пытаться их разрушить, множа тем самым людей, не признающих ни единства, ни иерархичности, умудренная циньским плачевным опытом государственная идеология стала учиться их использовать, продлевая их и выводя во внешний социальный мир.

Однако эта прекрасно работавшая схема неизбежно давала сбои в тех ситуациях, когда интересы родственников начинали прямо противоречить интересам государства. Это противоречие особенно остро почувствовали легисты — но разрешили его топорно. Топорами по шеям.

Но ведь действительно право создается государством в интересах именно государства же, и значит, подобные конфликты государство может решать только в свою пользу…

Однако, если не суетиться, а рассчитывать политику на десятилетия и века, стремиться не к потрясениям, а к стабильности, следовало предписать такое поведение, которое сводило бы к возможному минимуму моральные потери во внутрисемейных связях, и прежде всего — в основных и ближайших, таких, как, например, хотя бы понаслышке известная многим, особенно драгоценная для государства сыновняя почтительность, моральный долг сына — сяо.

Для регулирования отчаянно сложных ситуаций, примером которых может послужить притча о сыне-доносчике, был разработан целый комплекс норм, целый механизм, название которого говорит само за себя: сянжунъинь, или «взаимное предоставление убежища», «взаимное укрывательство».

Очевидно, что перед родственниками человека, чьи поступки пошли вразрез с установленными государством стереотипами поведения [2] Я намеренно не употребляю здесь слова «преступление», так как различные культуры могут называть этим словом совершенно разные поступки. В средневековом Китае, например, строжайше наказывались, как тяжкие уголовные деяния, самостоятельные занятия астрономией; наблюдать светила, кометы, болиды и затмения разрешалось лишь тем, кто был этому специально обучен и на это служебно уполномочен. Так сказать, имел допуск. Ближайшим аналогом подобных «преступлений» в нашей недавней истории являлось, например, самостоятельное изучение и комментирование «Капитала» или «Детской болезни левизны в коммунизме». , встает серьезная моральная проблема. Выбор морально оправданного поведения оказывается действительно чрезвычайно труден, так как любое сознательное, по собственной воле предпринятое действие будет носить привкус предательства, будет чревато последующими муками совести. Не так уж неправы сухие рационалисты, обзывающие всю духовную жизнь человека пустым перемалыванием антиномий; о, если бы можно было раз навсегда и для всех запрограммировать, чем и во имя чего нужно жертвовать в такой-то ситуации, и в такой-то, и в такой-то…

Необходимость найти и затем навязать общеобязательный компромисс, стимулирующий как функционирование сяо внутри семьи, так и эксплуатацию сяо государством — вот что вызвало к жизни сянжунъинь.

В «Хань Фэй-цзы» говорилось: «Управляя государством, мудрец не должен зависеть от людей, которые сами творят добро, но должен делать так, чтобы никто не мог творить зло. Поэтому тот, кто управляет страной, использует большинство и пренебрегает меньшинством, и интересуется не добродетелями, а законом».

После провала чистого легизма сам этот подход остался в неприкосновенности. Да, законом стало теперь то, что вытекало из традиционной морали — но в отместку мораль оказалась регламентированной, как закон. Коль скоро закон стал этичным, неэтичное стало уголовным. Невозможно стало представить себе поведение более моральное, нежели предписанное. Невозможно стало представить себе поведение, отличающееся от предписанного и, тем не менее, моральное.

Прежде всего право дополнило мораль тем, чего она в принципе не способна естественным образом взрастить в себе — неварьируемой, абсолютно формальной иерархией приоритетов.

Во-первых, «непочтительность к государю», «нарушение морального долга подданного» (бучэнь) всегда хуже, чем «сыновняя непочтительность», «нарушение морального долга сына» (бусяо).

Понятно, что с точки зрения государства интересы общесоциального центра всегда выше и важнее, чем интересы центра какой-либо локальной социальной ячейки; но относительная их ценность выявляется только их прямым конфликтом. Нет конфликта — нет проблем, поскольку авторитет локального социального центра есть косвенное проявление авторитета центра всеобщего. Каждой семье — по махусенькому императору, и, как мог бы выразиться один из героев братьев Стругацких, пусть не одна семья не уйдет обиженной, то бишь не обимператоренной. Блестящий ход, который легисты, исступленно желавшие перекроить мир немедленно и потому не способные заглянуть в будущее хотя бы на один день, попросту проморгали.

Вторая иерархическая сетка вводилась уже внутрь семьи. Здесь право воспользовалось, во-первых, естественно возникающим главенством старших перед младшими. Во-вторых, иерархия устанавливалась посредством введения в право степеней близости родства, существовавших прежде лишь в традиционной морали.

Два фактора, определявшие внутреннюю иерархию, дополнялись третьим, очерчивавшим внешние границы семейных микроимперий — фактором «совместного проживания» (тунцзюй).

А вот фраза из древнейшего ритуально-морализаторского памятника «Чжоу ли»: «Служащий родителям покрывает их проступки, но не противодействует». Она была возведена в ранг основной поведенческой формулы, вытекающей из состояния сяо. В разъяснении, которое дается уже непосредственно в уголовном кодексе династии Тан — знаменитом «Тан люй шу и», составленном в VII веке нашей эры — уточняется: «Имеется в виду, что необходимо покрывать ошибки и злодеяния родителей. Можно только увещевать их, стараясь не допустить, чтобы они погрязли в пороке. Если не увещевать, а противодействовать — это является сыновней непочтительностью».