Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Вечерний клуб»

Теперь любимец интеллектуалов в полной растерянности стоял перед своим письменным столом, на котором от великолепного миниатюрного «Пентиума» (между прочим, с модемом и си-ди-ромом) только и остался жалкий коврик, на котором беспомощно, кверху шариком, лежала бесполезная мышь. Писатель хотел было в отчаянии швырнуть ее об стену, но вспомнил по собственной прозе, что на месте преступления ничего трогать нельзя.

А потрогать было что: на роковом столе, за которым Алтурин только вчера поставил последнюю точку в «Антропосе и кружевных перчатках», стояли два хрустальных бокала с прозрачной жидкостью внутри. Жидкость по виду и запаху напоминала белое вино. На прозрачных бокалах с изысканным узором (цветочки, птички) не просматривалось никаких отпечатков. Писатель в отчаянии обвел взглядом комнату: ничего другого из нее не пропало. Черт же его дернул задержаться в родной редакции! Ведь с утра и компьютер был тут как тут, и никаких бокалов… Третий из набора, кстати, валялся на полу, разбитый вдребезги. Похититель, судя по всему, нервничал. Алтурин не имел привычки копировать свои сочинения на дискету, пока они не закончены: невинный ритуал… Обычно на роман уходил месяц напряженного труда. Теперь все ухнуло, а завтра подходил срок сдачи рукописи (точнее, дискеты) в издательство «Хазаров», где Алтурин получил — и уже проотдыхал с семьей в Греции — немалый аванс! Тьфу ты, черт… сапожник без сапог… Порфирия бы мне сюда или на худой конец Беликова! Писатель заглянул в детскую (в его скромной квартире было по-прежнему две комнаты, плотно уставленных книгами и японскими сувенирами). Его семилетняя дочь Соня Мармеладова, прозванная так за сонливость и сластолюбие (на самом деле ее звали Лизой), гуляла с няней. Мать прохлаждалась в салоне у визажиста. В детской было тихо и уютно от множества прелестных вещиц: Алтурин обвел рассеянным взором столик для занятий, стоящую на нем коробочку с иголками и нитками, начатую неумелую вышивку, огромную коробку с куклами, новую — видимо, только что купленную — импортную кукольную постельку, двуспальную, с крышкой, со множеством подушечек и одеялец… Жена не жалела денег на игрушки: над кроваткой был укреплен полог. Писатель и не помнил, когда у дочери появилось все это… Взгляд его упал на детскую железную дорогу: здрассте, совершенно избаловали девку! Пока он тут пишет, они тут… Ничего, голубушки, подумал он со злорадством. Придет теперь конец вашему роскошеству. Творец и конец. Как я перепишу книгу? В другой раз так не напишешь… Писатель вспомнил сцену, в которой Беликов в неизменных черных очках на цыпочках крался в будуар губернаторши, схватился за голову и завыл.

Однако воем делу не поможешь — надо было звонить Хазарову. Он тут же прибыл — толстый, красный мужчина, страдающий от августовской жары, весь в поту и горестном негодовании.

— Я знаю, — пропыхтел он с порога. — Это «Виагрус», их рука, их почерк… Они давеча у «Уйма-пресс» ровно таким же способом выкрали новый роман Наценке — «Бешенство бешеного»…

— Поймали?

— Где там — поймали… За три часа сверстали и выпустили, доказывай теперь! — Хазаров в отчаянии махнул рукой. — А этого… Орбитмана… вообще пытали три дня, прежде чем он им не продиктовал наизусть новый роман Бурского «Иметь президента»… Короче, наше издательское дело становится опасным. И знаете — я бы не советовал вам обращаться в милицию. У «Виагруса» схвачено все. С тех пор, как они издали автобиографию этого… нашего… ну, помните — «По первое число»… в общем, я бы посоветовал разбираться своими силами. Сейчас вызову одного нашего человека…

Одним нашим человеком оказалась Анастасия Павловна Знаменская, дочь небезызвестного Пал Палыча и судмедэксперта Алексеевой. Знаменской было чуть за тридцать. Ей вот уже лет шесть было чуть за тридцать. У нее было бледное, одутловатое лицо, неопределенно-мутные глаза, бесформенная фигура и бесцветные брови. Чувствовалось, однако, что если прислонить ее в тихом месте к теплой стенке и около часу поработать над ее универсальной внешностью, из нее вполне может получиться как минимум Елена Яковлева. Знаменская немедленно потребовала кофе, без которого не функционировала, и закурила, не спросясь. Тут же у нее в сумке затрезвонил мобильник.

— Да, — сказала она досадливо, — слушаю… Опять ты, Леша? Да не забуду, не забуду, — она достала из сумки какую-то таблетку и поспешно проглотила. — Да, обедала… Да, схожу… Нет, не болит… Да, обязательно помажу… Не следи ты так за мной, честное слово, я же не маленькая! Что? Нет, не постирала… Ты постирал их? Спасибо, Лешик… Высморкаться? Да не забуду я высморкаться! — И Знаменская с остервенением отключилась. После она долго терла лоб.

— Скажите, — обратилась она к писателю, — я видела у вас на двери следы взлома. Это не может иметь отношения к делу?

— Нет, — стыдливо потупился писатель. — Наверное, нет… Видите ли, я возвращался вчера домой… ну, позволил себе в редакции, с друзьями, глоток-другой шартреза… И неправильно вставил ключ в замок. Пришлось выколачивать отверткой. Но там все работает, можете проверить…

— Это я проверю, — устало отмахнулась Знаменская. Голос ее становился все тише, глуше, глаза анемически закатывались. — А вот бокалы… вы что, и за работой пьете… свой шартрез?

— Никогда! — горячо воскликнул писатель. — В моем исследовании «Творец и конец» как дважды два доказано, что это ведет к стремительной деградации!

— Ну, все мы с годами не улучшаемся, — добавила Знаменская. Слова ее были уже почти неразличимы. — Можно еще кофе? И булочку, пожалуйста…

Чувствовалось, что основным занятием и топливом этой женщины было непрестанное кофепитие, поскольку ничего другого от нее как аналитика и не требовалось.

— Как назывался ваш роман? — спросила она после очередной порции спасительного напитка.

— «Антропос и кружевные перчатки», — выдавил Алтурин.

— Перчатки, перчатки… Что-то мне это напоминает… Обратите внимание, на бокалах нет отпечатков. Это ваши бокалы?

— Мои, — кивнул писатель.

— И вино ваше?

— Да, у меня в баре стояла бутылка мартини, теперь она открыта и ополовинена…

— Хм, — хмыкнула Знаменская, закуривая. — Отпечатков тоже нет… Явно кто-то в перчатках. Это не мог сделать кто-нибудь из ваших героев?

— Загнули, матушка, — сочно рассмеялся Алтурин. — Герои оживают только в детективах.

— Тогда вы находитесь под гипнозом, — тихо, но решительно сказала Знаменская. — Можно еще кофе? Так вот: некий специально обученный сотрудник КГБ… строго засекреченный… обладающий редким даром гипноза… получает приказ устранить вас, писателя, потому что вы в своих детективах точно угадали фабулу будущего покушения на президента. Сотрудник по кличке Бизон зазомбировал вас в автобусе… вы ездите в автобусе?