Дмитрий Быков - Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей»

Очень бы хотелось увидеть этих удивительных деятелей, услышать их фамилии, прочесть цитаты. Я что-то не помню за последнее время эстетов, выдавленных из интеллектуальной обслуги Кремля: эстет там, насколько мне известно, только один, и ему ничего не угрожает. Трудно вспомнить за последнее время громкие увольнения из АП, не припомню и репрессий против лояльных интеллектуалов.

Если под надеждой на «смягчение нравов» понимаются статьи в том же «Взгляде» и на «Ленте. Ру» о том, что теперь «можно выдохнуть», — так ведь это тоже было в декабре, и не было в этих публикациях никаких особенных иллюзий насчет ткачихи. Главное — трудно понять, кто именно этой осенью так сильно намочил штаны, что они не вполне просохли и доныне. По хаотичным, чрезмерным и очень плохо срежиссированным мероприятиям власти возникало подчас ощущение, что массовое намочение штанов произошло именно там, в рядах кремлевской интеллектуальной обслуги; что требуемый процент «Единой России» окажется недостижим; что однопартийного парламента не получится, да и двухпартийный под вопросом… Судя по тону публицистов «Взгляда», по книге «Враги Путина», по мероприятиям, направленным на дискредитацию даже самой маргинальной и нерелевантной оппозиции, — штаны оказались намочены капитально, вместе с репутацией; запахло риторикой образца тридцатых. И даже такие лояльные публицисты, как А.Привалов, упрекнули не в меру ретивых сторонников президента в реанимации опасного словосочетания «враги народа».

В самом деле, любой непредвзятый читатель антикаспаровской, прокремлевской и вообще «взглядовской» публицистики конца 2007 года не усомнится, что штаны в момент написания были мокры — но это не были штаны героев. Это были штаны авторов, чья эффективность оказалась под сомнением.

Под сомнением она и сейчас, поскольку публицистика В.Иванова и иже с ним вряд ли способна расположить сердца к Кремлю.

Они, впрочем, и так расположены. Если В.Иванов хочет кого-то напугать — ему следовало бы понимать (да он наверняка и понимает), что истерика никогда еще не была хорошим инструментом запугивания: гораздо лучше убеждает спокойствие. Загвоздка в том, что В.Иванов писал эту заметку — как и почти все свои заметки последнего времени — не ради Кремля и не ради его оппонентов. Он писал ее ради себя, и только из-за этого нашим глазам явлена вся эта запоздалая истерия.

Г-н Иванов хочет доказать читателям, что его дискурс по-прежнему востребован, что надежды на его эволюцию были тщетными, что он и дальше будет хамить направо и налево, потому что имеет на это право.

Но в этом тоже никто не сомневался, честное слово! История не знает примеров, когда человек с задатками В.Иванова и в его возрасте радикально изменился бы за два месяца без всякого внешнего воздействия. Если насчет Д.Медведева у кого-то могли быть рудиментарные иллюзии, то насчет В.Иванова их нет, наверное, ни у кого, включая друзей и родственников несчастного.

Дело, собственно, не в том, что Д.Медведев намерен продолжать курс Путина и осуществлять план Путина. На этот счет двух мнений быть не может, и в плане В. Путина весьма много здравого, если верить его словесному оформлению. Никто не возражает против социальной политики, развития инфраструктуры и даже против нанотехнологий, хотя не все себе представляют, что это такое.

Речь идет лишь о том, что торжество хамов и ничтожеств, сбежавшихся под знамена державности и нанотехнологий, далеко не обязано сопровождать собою осуществление плана Путина. Более того — таковое торжество вряд ли входит в этот план и только компрометирует его.

В. Иванов борется не за то, чтобы сохранить преемственность, — ей, слава Богу, и без его усилий ничто не угрожает. В.Иванов борется за то, чтобы сохранить свое право отравлять политическое поле, вносить в политологический дискурс элемент дворовой бычки, отождествлять рост и благосостояние России с ростом собственного влияния. Иными словами, он борется за то, чтобы при Д.Медведеве, как и при В.Путине, ему можно было портить тут воздух.

И сейчас он идет ва-банк именно в надежде на то, что читатель привычно подумает: если этот человек ТАК себя ведет и в ТАКОМ стиле вещает — стало быть, за ним кто-то стоит и ему МОЖНО. Разрешили.

Виталий Иванов, кажется, совершенно искренне полагает, что если он несколько раз публично совершит неприличие — у читателя сложится мнение, что он имеет право так себя вести и что именно такое поведение необходимо для блага России, поднимающейся с колен.

Но это, честное слово, как раз и есть самые напрасные ожидания.

Так что по крайней мере с названием он не ошибся.

7 февраля 2008 года

3 марта сего года Владимир Путин перестанет быть главным российским политиком.

Рискну предположить, что президентом страны будет избран Дмитрий Медведев. Путин станет премьером, то есть Первым, тогда как восемь лет был Нулевым, Главным, вне счета и порядка. Быть первым, даже среди равных, — означает встроиться в системный ряд, выйти из того совершенно исключительного положения, в котором пребывает в России верховная власть.

Путин-премьер — бесконечно влиятельный, популярный, ностальгически обожествляемый народом, но все же чиновник, а это уже фигура не сакральная. Сохранить сакральность он мог, лишь исчезнув с глаз долой либо, как я и предлагал месяца три назад, возглавив оппозицию (то есть сделавшись альтернативным царем).

Он выбрал более техничный и менее выигрышный вариант, что характеризует его стратегию по-своему положительно: лучше уж технократ, чем волхв. Многие подсовывали ему людоедские идеологии, всякого рода сакральность и прочую дурновкусную нордическую шелуху, но он остался прагматиком, и спасибо ему большое — хоть на этом.

Вообще, наблюдая за путинской прощальной пресс-конференцией (далее для краткости ППП), я часто ловил себя на чувствах добрых, заранее ностальгических — что-то мне подсказывает, что наш будущий президент реже будет нас радовать простыми человеческими реакциями, знает меньше анекдотов, пословиц и поговорок… Кого-то раздражают заявления вроде «Пусть поучат жену щи варить», а для меня они скорее умилительны — в них слышится человеческое. Дмитрий Анатольевич, по-моему, менее склонен к проявлению чувств — при том, что внешнеполитическая концепция у него та же самая.

Владимир Владимирович как политик, сформировавшийся и вознесшийся еще в ельцинскую эпоху, иногда демонстрирует спонтанность, любит ввернуть цитатку из всенародно любимой комедии; люди, сформировавшиеся в эпоху Путина, лучше всего определяются толстовской цитатой: «Не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится». Человеческое вымывается из политики очень быстро, в ней сегодня нет места ни милосердию, ни юмору, ни эскападе — всему, что расцвечивает жизнь.