Сергей Кургинян - Суть времени. Цикл передач. № 21-30

Прокурор: Убийца:

Эльза: Ты переутомился, Мартин, вот и все. Расшатал нервы. Один процесс за другим! Да еще при твоей аккуратности, добросовестности…

Прокурор: Да-да, конечно.

Эльза: Почему бы тебе не взять отпуск?

Прокурор: Да-да, конечно.

Эльза: Человеку это необходимо, Мартин.

Прокурор: Да-да, конечно. Может быть. А может быть, нет… Надежда на свободный вечер, на воскресенье за городом, эта пожизненная надежда на эрзац, включая жалкое упование на загробную жизнь… Может, стоит только отнять все эти надежды у миллионов чиновничьих душ, торчащих изо дня в день за своими столами, — и какой их охватит ужас, какое начнется брожение! Кто знает, может быть, деяние, которое мы называем преступным, — лишь кровавый иск, предъявляемый самой жизнью. Выдвигаемый против надежды — да, против эрзаца, против отсрочки…

(Следующая сцена — убийца разговаривает с адвокатом. Адвоката зовут Доктор Ган — С. Е.)

Доктор Ган: Возвращаюсь к моему вопросу: что вы думали и чувствовали, когда в тот день, двадцать первого февраля, возвратились из известного места? (Имеется в виду отхожее место. — С.К.)

Убийца: Да что угодно!

Доктор Ган: Вспомните!

Убийца: Легко сказать — вспомните.

Доктор Ган: Когда вы направились в туалет…

Убийца: Ну уж это зачем?

Доктор Ган: Я опираюсь на факты, изложенные в деле.

Убийца: Если верить тому, что изложено в деле, доктор, можно подумать, что я всю жизнь провел в известном месте.

Доктор Ган: В деле изложены ваши собственные показания.

Убийца: Я знаю.

Доктор Ган: Так что же?

Убийца: Пусть!

Доктор Ган: Что — пусть?

Убийца: Пусть это в некотором роде правда. Что я провел свою жизнь в известном месте. В некотором роде. Помню, у меня часто было именно такое чувство.

Доктор Ган: Вы уже говорили, что всегда использовали для этой надобности служебное время. И этой шуткой рассмешили присяжных. Я не против того, чтобы их смешить, но сам этот факт несуществен — так поступают все служащие.

Убийца: Несуществен — именно… Часто у меня было такое чувство, доктор, что все несущественно: и когда я стоял перед зеркалом, бреясь каждое утро, — а мы должны были быть безупречно выбритыми, — и когда зашнуровывал ботинки, завтракал, чтобы ровно в восемь быть у своего окошка, каждое утро…

Доктор Ган: Что вы хотите сказать?

Убийца: Лет через шесть я стал бы доверенным фирмы. (Курит.) И это бы ничего не изменило. Вообще я ничуть не жалуюсь на дирекцию банка. У нас было образцовое учреждение. Швейцар, я сам видел, завел даже специальный календарь, в котором отмечал, когда смазывали каждую дверь. И двери там не скрипели, нет. Это нужно признать.

Доктор Ган: Возвращаясь к нашему вопросу…

Убийца: Да, что же существенно?

Доктор Ган: Я восстанавливаю обстоятельства дела: в воскресенье после полудня вы были на футболе; поражение нашей команды подействовало на вас угнетающе; вечером вы пошли в кино, но фильм вас не заинтересовал; домой вы отправились пешком, не испытывая, согласно показаниям, никакого недомогания…

Убийца: Только скуку.

Доктор Ган: Дома смотрели передачу по телевидению, которая вас тоже не заинтересовала; в двадцать три часа двадцать минут вы снова были в городе, в молочном кафе; вина не пили; незадолго до полуночи вы позвонили у черного входа банка…

Убийца: Главный вход был закрыт.

Доктор Ган: И когда привратник открыл, сказали, что вам нужно в известное место… Я все-таки не понимаю, почему с этой целью — ведь было воскресенье — вы направились именно в банк.

Убийца: Я тоже не понимаю.

Доктор Ган: А что дальше?

Убийца: Сила привычки.

Доктор Ган: Как бы там ни было, Гофмейер впустил вас.

Убийца: Это был душа-человек.

Доктор Ган: Не удивившись вашему ночному визиту?

Убийца: Разумеется, удивился.

Доктор Ган: И что же?

Убийца: Я и сам был удивлен. Я понаблюдал, как он управляется с паровыми котлами, и мы еще минут пять поболтали.

Доктор Ган: О чем?

Убийца: Я сказал: убить бы тебя на этом самом месте! Мы рассмеялись.

Доктор Ган: А потом?

Убийца: Я направился в известное место.

Доктор Ган: А потом?

Убийца: Я это сделал. (Тушит ногой сигарету.) Не знаю, доктор, что тут еще можно сказать…

Молчание.

Доктор Ган: У вас было тяжелое детство?

Убийца: То есть?

Доктор Ган: Отец вас бил?

Убийца: Что вы!

Доктор Ган: Мать не обращала на вас внимания?

Убийца: Напротив.

Доктор Ган: Гм…

Убийца: Я бы все сказал вам, доктор, но нечего, у меня действительно не было никаких мотивов…

Доктор Ган: Гм…

Убийца: Честное слово.

Доктор Ган: Карл Антон Гофмейер, убитый, как явствует из дела, был женат на сравнительно молодой женщине…

Убийца: Мне искренне жаль ее.

Доктор Ган: Вы знали госпожу Гофмейер?

Убийца: Она мне чинила белье.

Доктор Ган: Гм…

Убийца: Чтобы подработать.

Доктор Ган: У Карла Антона Гофмейера, привратника в банке, не было оснований для ревности?

Убийца: Этого я не знаю.

Доктор Ган: Я хочу сказать: для ревности к вам?

Убийца: Ко мне? …

…Доктор Ган: Через ваши руки прошли миллионы. Для вас дело было не в деньгах. На этом строится вся моя защита. Вы могли бы похитить миллионы и без (того, чтобы убить этого несчастного топором — С.К.) топора. То, что вы совершили, — убийство, но убийство не с целью ограбления. На этом я буду настаивать!

Убийца: Я не это имел в виду.

Доктор Ган: А что же?

Убийца: Если б я получше разбирался в деньгах, может быть, я бы не испытывал такую скуку все эти четырнадцать лет.

Доктор Ган: Скуку?

Убийца: Конечно.

Доктор Ган: Вы что же, хотите заявить на суде, что убили старика привратника просто так, скуки ради?..

(Третья сцена. Прокурор берёт в руки топор. Этот прокурор убегает из дома, идёт куда-то, в какую-то норвежскую деревню дровосеков. Там избушка, в которой живут дровосеки).

У печи сидит Инга, юная светловолосая девушка. Ее пожилая мать ставит на стол три тарелки.

Инга: Суп готов. Если отец сейчас не придет, все остынет.

Мать: Ты опять за свое!

Инга: И я снова буду виновата.

(Мать выходит. Слышно, как она кричит: «Йенс! Йенс…»)

Инга поёт:

Наша жизнь такова

Каждый день, и такой

Она будет, пока я не состарюсь

И не умру…

(С улицы доносится ругань отца).

Такой она будет

Каждый день.

Но нет, однажды

Я выйду кормить кур,

Как всегда и всегда;

Все начинается сначала,

Отец запряжет свою лошадь,

Позовет меня в лес помогать,

Как всегда и всегда,

И вдруг

Он появится здесь,

Граф Эдерланд,

С топором в руке.

Горе!

Горе тому,

Кто станет у нас на пути,

Горе вам всем,

Вы падете, как лес,

Под ударами топора!..

…Отец: Это еще что за парень слоняется возле нашего дома?