Сергей Кургинян - Суть времени. Цикл передач. № 21-30

Мать: Какой парень?

Отец: Я ее спрашиваю.

Инга: Меня?

Отец: Что это за парень?

Инга: Откуда мне знать?

Отец: У меня он не послоняется!

Инга: Я никого не видела.

Отец: И соли на столе нет! (Инга встает и приносит соль). Со вчерашнего дня он часами торчит в лесу, где я очищаю сосны от веток. Думает, я не вижу, как он стоит за деревьями и глазеет. Я за ним бегать не стану. Заблудился, так подойди и спроси дорогу.

Мать: Со вчерашнего дня, говоришь?

Инга: Где же он был всю ночь?

Maть: В снегу?

Отец: А нам что!.. (Инга перестает есть). Куда опять уставилась?

Мать: Оставь ее.

Отец: Почему она не ест суп?

(Родители продолжают есть).

Инга:

Наша жизнь такова

Каждый день.

Но однажды

Он будет здесь,

Граф Эдерланд,

С топором в руке,

И горе тому,

Кто станет у нас на пути,

Горе вам всем,

Вы падете, как лес,

Под ударами топора…

(Дальше она встречается с прокурором, который и есть тот «парень», который маячит в лесу).

Прокурор: Гороховый суп…

Инга: Я рада, что вы пришли.

Прокурор: Я? Почему же?

Инга: Прежде, чем я состарилась и умерла.

Прокурор: Ты?

Инга: Возьмите меня отсюда!

Прокурор: Почему?

Инга: Разве вы не видите?

Прокурор: Да…

Инга: Здесь смертельная скука. Всегда. Просидите хоть десять лет на нашей кухне, ничего не изменится, за полчаса вы все и узнаете.

Прокурор: Понимаю…

Инга: Вы действительно возьмете меня отсюда? (Прокурор ест суп). Меня зовут Инга.

Прокурор: Инга?

Инга: Почему вы так на меня смотрите?…

…

Прокурор: Откуда я тебя знаю?

Инга: Говорите еще!

Прокурор: Мне нечего больше сказать…

(Инга садится к его ногам).

Прокурор: В глубине, на самом дне воспоминаний, всего два-три лица, повторяющихся снова и снова. Как ни ломай голову, других нет и нет. И постоянно одно лицо, похожее на твое. И неизменно другое — похожее на жандарма, которому непременно нужно знать, куда ты идешь и зачем. И всюду железные прутья…

Инга: Что всюду?

Прокурор: Прутья, решетки, ограды — прутья… (Встает и смотрит в маленькое окно.) Словно деревья в лесу, которые хочется срубить, если есть топор.

Инга: Говорите еще, я слушаю…

(…Возвращается Отец).

Отец: Сани готовы. (Инга встает). А вот топор, если у господина есть желание, работы всем хватит. (Потому что прокурор говорит о том, что готов поработать вместе с отцом — С.К.)

Прокурор: Спасибо.

Отец: Меня зовут Йенс. А вас?

Прокурор: Меня…

Инга: Граф Эдерланд!

Отец: Граф… (Прокурор смеется). Граф Эдерланд?

Инга: Да! Да!

Прокурор: Что это вы дрожите… Вас трясет…

Инга:

…Горе!

Горе тому,

Кто станет у нас на пути,

Горе вам всем,

Вы падете, как лес,

Под ударами топора…

Отец: Смилуйся! Смилуйся! Смилуйся!

(Прокурор смеется).

Инга: Пошли!

(Отец падает на колени).

(Дальше жена и адвокат, который по совместительству является любовником жены, зовут ясновидящего для того, чтобы ясновидящий рассказал им, в чём дело, что произошло, куда исчез муж такой фрау — этой прокурорши, — и друг этого доктора Гана).

Ясновидец Марио: В общем-то, ничего особенного. Я вижу только чёрные обложки протоколов с белыми названиями…

Доктор Ган: Да, а в чём дело?

Марио: — Я всюду их вижу. Я объездил с гастролями всю Европу и везде видел черные обложки протоколов с белыми названиями, везде, и везде за ними — страх.

Доктор Ган: Что вы хотите этим сказать?

Марио: Страх, дурман, кровь… Я говорю об этом на каждом представлении, люди бледнеют, но потом хлопают. Что поделаешь.

Доктор Ган: Вы о войне?

Maрио: О цивилизации.

(Дальше он рассказывает им, где уже он находится. А этот прокурор с Ингой уже приезжают в большой город и там наблюдают, как портье и жандарм разговаривают, и жандарм жалуется на жизнь портье в гостинице, где они остановились).

…

Жандарм: Я ведь сам ничего не выдумываю, говорю, что слышал. (Наклоняется через пульт и шепчет.) Мой зять, почтальон, говорит, что в лесу уже целое войско прячется, понимаете?

Портье: Какое войско?

Жандарм: Поденщики, угольщики, работяги — все, кому не лень; их становится все больше и больше, уже целое войско. Среди них есть даже женщины — горничные, официантки, проститутки. (Портье смеется). С завтрашнего дня бастуют докеры.

Портье: Ну да?

Жандарм: В вечерней газете пишут.

(В холл входит мужчина в кожаной шоферской куртке и кепке с козырьком).

Портье: Что вам здесь угодно? (Шофер закуривает сигарету). Что вам угодно?

Шофер: Мне нужно подождать кое-кого.

(Из бара доносится музыка).

Жандарм: Короче говоря, документы должны быть у нас. Завтра в это же время — крайний срок…

Портье: Вы уже говорили.

Жандарм: Я лишь исполняю свой долг.

Портье: Я тоже…

(Дальше жандарм встречается с прокурором — С.К.)

…

Прокурор: У вас есть семья?

Жандарм: И не малая.

Прокурор: Мне это знакомо.

Жандарм: Если б наш брат мог делать, что хочет, господин граф…

Прокурор: А что бы вы хотели?

Жандарм: В том-то и дело, что из этого ничего не выйдет…

Прокурор: Почему же?

Жандарм: Гм, почему…

Прокурор: Жизнь коротка. (Берет сигару и обрезает ее.) Жизнь коротка, а ночь длинна; проклята надежда — на свободный вечер; день свят, пока светит солнце, и да здравствует всякий; пока светит солнце, он будет свободным и сильным. (Берет сигару в рот.) У вас есть спички?

Жандарм: О…

Прокурор: Почему бы вам не отправиться с нами?..

…

Жандарм: Вот факты. А значки, которые люди прикрепляют под воротником?

Прокурор: Значки?

Жандарм: Тут уж не до смеха.

Прокурор: Какие значки?

Жандарм: Такие маленькие топорики. Из жести. Каждый может сделать себе такой, если хочет показать, что и он за них. (Снова становится так, чтобы его не мог слышать шофер.) Приходит вчера ко мне один знакомый, дрожит весь, заикается. Да что случилось, спрашиваю. А он — домовладелец. Продаю, говорит, дом. За любую цену! Ты, говорю, спятил, почему? И он рассказывает: зашел, говорит, к одному съемщику потребовать, чтобы тот съехал — не платил ведь, все законно, — а тот, представьте, поднимает воротник и ухмыляется (а там… там этот значок!!! — С.К.).

Фриш… Фриш что-то предвидит… В тот момент, когда он это пишет, этого ещё нет. Весь терроризм («Баадер-Майнхофф» и так далее) страшно идеологизирован («Красные бригады»), а здесь речь… о терроризме абсурда. И если неонацизм будет действовать сейчас для дестабилизации, то самое время для абсурда.

И никакой симпатии эта вся коллизия во мне не вызывает. Оба хуже: и те, кто доводят людей до состояния, в котором они начинают грезить о топоре и о бессмысленных убийствах; и те, кто грезят об этом. Потому что выход из всего этого только один — история, великий смысл.