Дмитрий Коваленин - Коро-коро Сделано в Хиппонии

Б. Г. В какое время это удобнее всего будет сделать?

В. К. Ну, видите как… Это будет удобнее в то время, в которое вам это удобно.

Б. Г. Ну, до осени меня не будет. Осенью это удобно было бы сделать? Скажем, в сентябре?

В. К. Почему нет?.. Почему нет…

Б. Г. То есть, какая у вас там погода, хорошо ли у вас там осенью? Может быть, у вас там самое лучшее время — август, или самое лучшее время — декабрь…

В. К. М-м-м… В августе жарко…

Б. Г. Угу…

В. К. Осенью становится прохладнее… Э-э-э… Значит, в декабре… в декабре, ну… холодно. То есть…

Б. Г. Ну, давайте говорить о сентябре тогда.

В. К. Давайте говорить о сентябре. Теперь. Могу ли я… дело в том, что все эти люди ждут ответа от вас… Могу ли я… связываться с ними… м-м-м… тьфу, извините пожалуйста, я несколько это… только икотка прошла… Могу ли я связываться с вами напрямую, либо мне лучше связываться с господином Гагариновым?

Б. Г. Знаете, когда меня нет, то есть Стас. Когда я здесь, то можно говорить со мной напрямую.

В. К. Понятно. То есть можно говорить прямо со Стасом, и передавать ему информацию для вас.

Б. Г. Да, а можно говорить мне прямо сюда.

В. К. Нет-нет. Можно говорить прямо со Стасом, и говорить… и передавать информацию для вас.

Б. Г. Вполне можно.

В. К. Я понимаю… Ясно. Я понял вас… То есть я могу звонить вам и домой.

Б. Г. Да, вполне.

В. К. М-м-м… Дело в том, что… э-э-э… к сожалению, я звонил, ну вот, два дня уже. И что-то информация запаздывает. Запаздывает ответ.

ГОГАЦУ НИДЗЮ-ЁН-НИТИ ТОГО ХАТИДЗИ НАНАФУН ДЭС.

Последняя реплика принадлежит автоматической женщине из телефонного аппарата, которая включилась, когда закончилась кассета. В переводе с японского фраза означает: «Двадцать четвертое мая, восемь часов семь минут вечера». Каково было содержание второй половины разговора, мы не знаем. По обрывочным сведениям, полученным от очевидцев, Каневский попросил Бориса Борисовича спеть, поскольку все еще не верил, что на том конце провода настоящий, живой Гребенщиков. Тот вежливо отказался, сославшись на зубную боль.

Несмотря ни на что, контакт был установлен. Визит в сентябре сорвался из-за финансового кризиса в России и был перенесен на март.

И вот что из этого получилось.

Б.Г. и В. Каневский, апрель 2004 г.

(Совместно с Вадимом Смоленским) [6] Для пущего шизофрени ч психоделического воздействия репортаж писался в четыре руки, поэтому рассказчиком выступают то B.C., то Д.К., попеременно.

Нара, март 1999 г.

Третьим, как всегда, был Иосич. Человек, заваривший всю кашу, не донес своей ложки до рта. Ослабевшей рукой он похлопал нас по хребтам, пожелал удачи и благословил на святое дело. Вот и весь сказ.

Самый быстрый паровоз несет нас в аэропорт Нарита. У меня в руках банка пива «Yebisu», у Митьки — купленный ради такого случая сотовый телефон. Дьявольская машинка не умолкает ни на минуту. Звонит Кимура, уточняет насчет гостиницы в Киото. Звонит корреспондент из «NHK», договаривается об интервью. Звонит Кот, жалуется на сложности с записью предстоящего концерта. Митька хочет отхлебнуть у меня пивка… но тут прямо из посольства звонит высокопоставленный дипломат N., требует митькину личную печать на билет — для гарантированной посадки на лучшие места. Митька пытается объяснить дипломату, что такое рок-н-ролл, но у него не получается.

— Прикидываешь, Митька? — мечтательно говорю я, отрываясь от банки. — Мы едем встречать Боба!..

— А ну его на фиг, — мрачно отвечает Митька. — Он меня уже достал.

Ну, если честно, Смоленский достал меня еще сильнее. Восторг трехмесячного носорога, впервые увидавшего бабочку, так и пер у него изо всех щелей. Несчастные полдюжины мотивчиков из «Аквариума», которые он вызубрил на губной гармошке и пиликал всю дорогу в паровозе, заставляли рыдать невинных японских детишек и старух, переживших Хиросиму. Более загробного звучания любимых доселе мелодий я не слышал с рождения. В аэропорту мое терпение лопнуло.

— Можно хоть раз в жизни спокойно?! — заорал я. Лишь после этого он спрятал орудие пытки в карман и какое-то время молча толпился вокруг.

Рано я радовался. Не успели Борис с Ириной появиться в зале прибытия, как этот Сосуд Вселенского Счастья подкатился к ним и, распираемый сознанием величия сцены, начал глушить японский аэропорт «Русской Нирваной», как рыбу динамитом.

Токио, март 1999 г.

Борис Борисович внимательно оглядел нас с ног до головы, немного подумал — и решительно протянул руку для знакомства.

Предложенную тут же банку кока-колы с иероглифами на боку он некоторое время разглядывал, потом откупорил, сделал глоток и произнес:

— Да!.. Чувствуется аромат древней культуры!..

Снова паровоз. Сначала простой, потом еще один самый быстрый и один совсем медленный. План нехитрый: не давая гостям очухаться и не показывая им ничего, кроме вагонного окошка, довезти их туда, где «верняк». В то единственное место, где только и можно на полную катушку ощутить родину этой самой культуры — а не урбанистическое царство технократии. Называется это место Нара. И разговор о ней отдельный.

В Наре нас встречает биохимик Алла, знакомая нам лишь по Сети. На столе — борщ, холодец, блины-пироги и прочая ностальгия. Мы с Митькой радостно потираем ладошки и пускаем слюнки. Борис Борисович выглядит разочарованным. Он растерянно оглядывает все углы и риторически вопрошает:

— А где же сакэ?..

Бутылка «Бордо» 1979 года примиряет его с действительностью на те полчаса, что Митька с Аллой бегают за сакэ и сусями. Но еще до их ухода мы успеваем наполнить бокалы и выслушан, Первый Тост:

— Давайте выпьем за то, что происходит!

Из своего печального опыта скажу: такие люди, как Смоленский, обладают редчайшей для мыслящих существ способностью влезать в душу без мыла и там застревать. За те несчастные полчаса, что нас не было, этот змей успел оттянуть на себя все на свете и с головой забросал высокого гостя вопросами. А зачем «Лилит» в двух вариантах, а почему вдруг весь состав поменялся, а вот в Интернете про вас левые слухи, а вы что, а они что — и тому подобная дребедень. Борис Борисович — человек интеллигентный, все бросил и давай отвечать. Руками размахивает, разволновался, даже сусей толком не покушал. А я — даром что ли в «Интуристе» японцев три года по России возил? — я про потом думаю, не то что эта балаболка полупитерская. Про то, что будет, когда все это кончится. Что придут к нам журналисты всякие, ведущие всевозможных сайтов «Аквариума» и прочая сетевая публика. Приставят ножи к горлу и спросят этак ласково: «Где?» И получится конфуз на всю Сеть. И потому я робко так интересуюсь: мол, Борис Борисович, а вот как бы нам так насчет интервью — ну, когда настроение будет…