Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации

Он сидел в одной камере с помощником Кагановича по фамилии Пижурин. От помощника члена Политбюро требовали показаний, подтверждавших работу Лазаря Моисеевича в интересах Англии. Пижурину отбили почки, он харкал кровью. Так и погиб, бедняга, но показаний на своего шефа не дал. Однако не будем отвлекаться от основной темы.

Лев Овалов начинал как комсомольский, а затем партийный работник. Потом трудился в газетах, журналах. Когда он редактировал журнал «Молодая гвардия», то к сотрудничеству привлек Бориса Пастернака. Поэт закончил перевод «Гамлета». Овалов принял трагедию к печатанию. Отзывы были хорошие, и Лев Сергеевич распорядился щедро заплатить Пастернаку за перевод как за оригинальное произведение.

Это, разумеется, вызвало несогласие главного бухгалтера журнала. Однако последнее слово было за редактором. Главбух подчинился, но сообщил об этом в ЦК ВЛКСМ, который издавал журнал. Финансовое нарушение стоило Овалову его редакторского кресла. Он стал безработным. Средств к существованию никаких. Вот тогда и родился замысел знаменитой книги. Страдание и в данном случае пробудило мысль.

Однако мытарства Овалова на этом не закончились. Путь майора Пронина к читателям был трудным. В журнале «Красная новь», куда автор отнес свое произведение, печатать детектив не захотели — уж больно низким, непритязательным показался жанр. Видно, там сидели настоящие эстеты.

Тогда Овалов отнес рукопись в журнал «Знамя». Там книгу одобрили. Но непредвиденно возникли затруднения с цензурой. Рукопись отправили на согласование в НКВД, в Управление пропаганды ЦК ВКП(б). У рецензентов появились серьезные возражения. Однако Всеволод Вишневский, возглавлявший журнал «Знамя», имел большие связи и, будучи человеком самолюбивым и настойчивым, привел их в действие. Он достучался до самого Молотова, который, прочитав рукопись, дал свое заключение: печатать можно. И сразу же загорелся зеленый свет.

Кто знает, как развернулись бы события, не прочти Молотов рукопись. Может, нескоро пришел бы к нам знаменитый майор Пронин.

Изучение жизни автора советского бестселлера «Как закалялась сталь» поразило тем, что создатель образа железного Павки Корчагина был самым обыкновенным человеком — со своими слабостями и недостатками. Не мифологизированный Николай Островский отнюдь не исповедовал жесткий аскетизм и плакатную однобокость.

Многие, наверное, помнят его знаменитую фразу: «Если жизнь становится невыносимой, сделай ее полезной». Это уже потом, после смерти писателя, официальной пропагандой он был возведен в символ коммунистической идеи и силы духа. Правда, сейчас впадают в другую крайность — провозглашают его олицетворением искусственности, ложных ценностей и даже лжи. Лев Овалов, например, сказал, что считает книгу «Как закалялась сталь» вреднейшей, хотя отдает дань мужеству ее автора.

В самом деле, в постсоветские времена в печати появилось немало материалов, разоблачающих историю написания знаменитого романа. Утверждают даже, что автором был не Островский. Мол, подлинным автором книги был писатель Марк Колосов, который нанялся в литературные негры всего за 700 рублей гонорара.

Авторство приписывают и писателю Виктору Кину, создавшему популярный в свое время роман «По ту сторону». По нему был создан одноименный кинофильм, песню из которого «Жила бы страна родная, и нету других забот» пели все поколения советской молодежи.

Распространена версия, согласно которой Кин в кругу друзей неосмотрительно назвал себя автором романов Островского, о чем сразу же было доложено куда надо, в результате чего Кина арестовали и расстреляли.

Впрочем, вокруг талантливых произведений всегда возникали слухи относительно авторства — подлинного и мнимого. Достаточно вспомнить Шолохова. А если взглянуть в глубь веков, то и великого Шекспира.

Хотя драма Островского, безусловно, в другом. Он подвергся невиданной мифологизации. В результате многолетней упорной работы по созданию нужного системе образа писателя и появился тот Островский, который был знаком каждому со школьных лет, — не колеблющийся, беспощадный к врагам революции, живущий исключительно идеей, сгоревший «в борьбе за освобождение человечества». А, между прочим, в одном из своих писем Люси Беренфус он признавался, что, оказавшись в Красной Армии, «быстро понял, что душить кого-то не значит защищать свободу».

Неужели Островский в душе не верил в коммунистические идеалы — те самые, которые истово исповедовал? Еще как верил! Вдохновенно, почти фанатично. В этом плане его вполне можно назвать святым. Но он был не только коммунистом, но и просто человеком. Так вот, его человеческие недостатки и слабости скрывали. Более того, нередко шли на прямую фальсификацию.

Мало кому известно, например, что письма Островского после его смерти были тщательно просмотрены. Около трехсот из них никогда не выдавались для ознакомления, не говоря уж о публикации. Они пролежали многие десятилетия в стальных сейфах спецхранов. А те, которые печатались в сборниках и собраниях сочинений, подвергались сильному сокращению, купюрам и политической правке.

Не хотелось бы приводить читателей в изумление, но истины ради необходимо сказать, что известная всем редакция романа «Как закалялась сталь» — не более чем дайджест того, который выходил при жизни писателя. Нынешний вариант, который советские школьники недавно проходили по программе, сокращен примерно на одну треть. Так что наши дедушки в тридцатые годы читали совершенно иной роман. Изъятые страницы никогда после того не печатались.

Представление о трехстах не публиковавшихся письмах дает хотя бы вот этот факт: «Как ни странно, но в развратном Киеве, где мальчик обладает женщиной уже в десять лет, я даже не целовал ни одной женщины, кроме…» Далее следует фамилия, которая, по известным причинам, здесь опускается. Читаем дальше: «И никогда не испытывал влечения к женщине, только раз, когда узнал тебя, Люси. Теперь я думаю, Люси, мне даже сам Бог, если бы он был, разрешил бы зачерпнуть ковш малый, ковш личного счастья и личной радости…»

Люси? Странное, во всяком случае, не комсомольское имя. Кто она? В романе «Как закалялась сталь» она выведена под именем Тони Тумановой. Настоящее ее имя Люси. Люси Беренфус.

Николаю Островскому было 18–19 лет, когда он познакомился с девушкой и влюбился в нее. Это случилось в августе 1922 года в Бердянске, в санатории, куда Островский приехал лечиться. Люси была дочерью главврача санатория, полковника старой армии в отставке.

Переписка влюбленного юноши и девушки из другого, буржуазного мира длилась более двух лет. Она во многом проливает свет на личность писателя. Печатать эти письма было нельзя — в них Островский не соответствовал образу созданного официозной пропагандой стойкого коммуниста.