Газета День Литературы - Газета День Литературы # 182 (2011 10)

Поэтический мир Сырневой, исполненный тайны, объёмный, многомерный, почти никогда не находится в покое. Статичность – даже в созерцании, тихом, идущем от "поляны в бору" и "муравейника в овраге" – чужда ему. Этот мир тревожен, и та же незримая рука, что кладёт что-то на пустыню стола, не позволяет ему забыться, застыть, постоянно "раскачивает" его.

Лето в разгаре, и странен союз

солнца и холода. Сердце щемит.

Вздрогнет под ветром черёмухи куст,

вытянет ветви и прошумит.

Клонится бледный берёзовый строй,

Кроны трепещут, свиваются в жгут.

Шелест и шум по равнине пустой

ходят – и места себе не найдут.

Итак, раскачаны все основы, "равнина земли" и "воздух тяжёлый", дольнее и горнее... В этом непокое, в этой "раскачанности" заведомо ненужным видится всё мелкое, суетное; и в то же время проступает крупно, становится понятным – главное, необходимейшее.

Разумом здрав ли, нормален ли тот,

кто этой скудности счастьем обязан?

Поздно гадать, ибо сей небосвод

серым узлом надо мною завязан.

И это снова – колыбель. Крохотная зыбка из деревенского дома, выросшая до размеров Вселенной. И не важно, что перевязь колыбели завязана "серым узлом". Он, этот серый узел, куда надёжнее других, более броских и изощрённых.

Пусть перед ветром земля распласталась –

спи, моя дочка, бесстрашно: на свете

нам колыбель неплохая досталась,

дом наш качает неистовый ветер.

Женское, материнское начало зримо проступает в поэзии Светланы Сырневой: дом, тепло, колыбель... При том, что лирическая героиня стихов Сырневой – русская женщина. А это – дорога трудная, судьба особая.

Выдаст тебе родина суглинная.

Вывесит у колыбели самой

Право быть печальною рябиной,

Право быть бессильной и упрямой.

Здесь – кротость держит за руку тихое мужество, и вместе они хранят не только внутреннюю свободу, совестливость, личное достоинство, но и – род, родину, страну.

Сгодится Отчизне в тот час её чёрный,

когда ни сказать и ни крикнуть иначе,

как только лишь выпрямить стебель упорный

и, молча поднявшись, себя обозначить.

У Сырневой трава, "чей короток век, но выносливы корни", так естественно, ненатужно вырастает до неотменимого поэтического символа, олицетворяющего не только личную, женскую судьбу, но само существо, сам смысл русского духа. Сонму сомнительных "естественных прав" здесь спокойно и осознанно предпочтено одно, такое понятное и непридуманно-естественное "право прожить с травой наравне – и ни в чем не раскаяться".

У Светланы Сырневой нелепо было бы спрашивать, ходит ли она в храм: её поэзия православна по своей глубинной сути. Она совестлива и честна, чиста и милосердна, умеет повести уставшую от невзгод земных душу к терпению и мужеству, к светлой надежде. И при этом – по-матерински участлива ко всему тому, что, формально находясь за пределами христианского вероучения, по существу ему очень близко, родственно.

Вот стихотворение "Фельдшер", написанное совсем недавно, в 2008 году. В отличие от большинства сырневских стихотворений, оно сюжетно.

В нём старенький фельдшер приходит к развалинам здания – прежде господского дома, потом, после революции, переоборудованного в больницу. Здесь прошла его жизнь. Вся она – тихое, похожее на послушание, служение: больные, раненые, только на него и надеявшиеся беременные деревенские бабы, весёлые дети, родившиеся здесь. Но – "нынче никто не содержит такие в нищей деревне большие больницы". Старик-фельдшер, подвижник и стоик советских времён, стоит у развалин своей жизни.

Если ты хворый – ступай себе в город,

катятся к городу автомобили.

А за околицей, у косогора

церковь покрасили, восстановили.

На первый взгляд, противопоставление "церковь – больница" не в пользу первой. Но церковь вовсе не мешает ни автору, ни его герою: "Тянутся к ней просветлённые лица, скованный дух обретает свободу". Однако "старенький фельдшер не ходит молиться". Почему? Верный ответ высвечивает точная поэтическая строка. И он настолько же неожидан, насколько и естествен, правдив: этот проживший долгую и трудную жизнь человек не ходит молиться потому, что "он о себе не заботился сроду".

Разве душе, изгоревшей до края,

легче или тяжелее бы стало?

Грозные образы ада и рая

блекнут пред тем, что она испытала.

И в заключение, несколько слов о самом литературно-художественном издании. В апреле 2011 года на Кировской областной книжной выставке, в которой приняли участие более восьмисот книг различной тематики, изданных в 2010 году, Светлане Сырневой был вручён диплом в номинации "Лучшее художественное издание" за книгу "Белая дудка", а автор назван "Поэтом года".

Составил книгу известный литературный критик Вячеслав Лютый, им же написана и открывающая издание вступительная статья. Отказавшись от распространённого хронологического принципа, составитель объединил избранные стихи разных лет в три раздела: "Родня", "Город" и "Чаша". Причём каждый последующий раздел как бы вырастает из предыдущего, а основа всему – "родня", родная русская почва. По сравнению с другими изданиями в "Белой дудке" значительно расширен состав избранных стихов, не в ущерб их качеству.

Именно Вячеславу Лютому мы должны быть благодарны и за включение в книгу романа в стихах "Глаголев", который после единственной журнальной публикации 1997 года долго – и совершенно незаслуженно – оставался в тени. Роман этот, представляющий собой своеобразный срез времени (и – творческой среды провинциального города), вправе рассчитывать на более счастливую читательскую судьбу.

Итак, книга состоялась... Глубокая. Сильная. Честная. Для русской поэзии – неотменимая.

Без неё вряд ли написались бы эти заметки – да, небесспорные и субъективные. Но не зря же кем-то сказано, что отношение к поэзии ничем не отличается от отношения к женщине: или она тебе безразлична, или – без неё просто невозможно жить.

О книге повестей и рассказов Валерия СДОБНЯКОВА "Последний день", подготовленной и выпущенной в свет (в рамках проекта публикаций серии книг лауреатов Международной премии им. М.А. Шолохова) издательством "Советский писатель", сказано много добрых, и я считаю вполне заслуженных, слов в самых разных изданиях, зачастую придерживающихся диаметрально противоположных политико-культурологических и эстетических взглядов – от "Литературной газеты" и "Книжного обозрения" до выходящего в США, в Атланте, русского литературного журнала "На любителя". И рецензенты, как мне кажется, совершенно верно отмечали и настоящий писательский профессионализм автора (увы, но на фоне бурного и нескончаемого потока самодеятельно издаваемых ученических текстов сейчас уже и о профессионализме надо говорить особо, специально его отмечать), и высокую культуру слова, выразительность и образность языка, которым написаны произведения.