Газета Завтра Газета - Газета Завтра 892 (51 2010)

Но это ещё бабка надвое сказала. Большой театр не будет "обычным театром". Он не будет даже театром. Он будет заштатным полигоном цивилизованного мира для отработки сверхэффективных технологий производства продукции и формирования спроса. Сегодняшняя продукция: "Дети Розенталя" от Десятникова, "Евгений Онегин" и "Воццек" от Чернякова, "Летучая мышь" от Бархатова, "Апокалписис" от Прельжокажа, — всего лишь проба пера, а танцовщица на сцене Большого театра с кастрюлей на голове — предтеча. Откроют Большой и технологии встанут во весь рост. Уже сегодня, когда я подхожу к прилавку Новой сцены Большого театра и вижу книги и журналы с именами: Максимова, Лиепа, Васильев, Семеняка, Бессмертнова, Григорович, я ловлю себя на мысли, что думаю даже не о близком тёмном, тоталитарном прошлом. Я думаю о непостижимо далёких временах древней Греции и населяю её Олимп новыми дивными божествами.

…Года два назад я часто проезжала по Рублево-Успенскому шоссе. Растяжки поперёк дороги рекламировали коттеджи, бани, элитные гимназии, гектары земли… Мое внимание привлекла растяжка с надписью "БОЛЬШОЙ", каллиграфия напомнила мне программки, буклеты Большого театра. "Большой театр рекламируют?" — усомнилась. Ан нет. "Большой" — ресторан Аркадия Новикова, что в двух шагах от Большого театра. Ресторан действующий, но что-то мне мешает переступить его порог. С Большим театром еще не расквитались.

Осенью по Москве пронесся слух: генеральный директор Большого театра может смениться. У господина Иксанова заканчивается контракт. Даже гипербореем повеяло. Недавно господин Иксанов появился в новостях телеканала "Культура". Уставший, но довольный: контракт продлили еще на три года. Вопрос ведущего: ваши любимые постановки в Большом? Ответ: "Ромео и Джульетта" Деклана Донеллана и Евгений, чуть не написала Черняков, — "Евгений Онегин" — Дмитрия Чернякова… Чего здесь больше: цинизма или вкуса? Предположу — расчёта. Господин Иксанов поспешил еще на один контракт встать в ряды всего прогрессивного человечества. И объявить по просьбе этого человечества премьерой Большого театра "продукцию" от Дмитрия Чернякова под названием "Руслан и Людмила". Правда, господин Иксанов объясняет выбор премьеры доверием завидному режиссеру. Оно и понятно! Господин Черняков, он завоевал место под пальмой в мировой тусовке постановщиков, он, как мясник мишленовского ресторана, разделался с Чайковским, что ему, Глинка не по зубам, что ли?

Чернякову — по зубам, зрителю — в зубы. Зритель, житель Рублево-Успенского шоссе, где была развернута реклама Большого, что-то удар не спешит держать. 26 ноября французский телеканал классической музыки Mezzo для своей многомиллионной аудитории провел прямую трансляцию из Большого театра России. Россия выбрала "Воццека" Альбана Берга от Дмитрия Чернякова, читатель "Завтра" наслышан об этом зрелище. Казалось бы, какое светское событие для российского бомонда! За удовольствием вживую услышать "сенсацию", так модно называть "Воццека", говорят, взвод солдат в театр нагнали. И то верно, у зрителя Рублево-Успенского шоссе есть свой Большой.

Так вот. Пока Большой театр оккупировал десант из Дмитрия Чернякова и Леонида Десятникова под управлением господина Иксанова, пока шла "перестройка" Большого, пока "Лебединое озеро" дрейфовал в стиле Плисецкой в сторону Кремлевского дворца, в Москве образовались три Больших. Новая сцена Большого театра — раз. Большой от Аркадия Новикова — два. Ну и Большой — три. Третий, как это бывает в жизни, часто оказывается лишним. Вот только ошибочка вышла. Что-то зачинщики реконструкции Большого театра не досчитали, что-то прорабы — не просчитали. Кстати, куда подевалось лицо попечителя "перестройки" Большого театра господина Швыдкого с картинки раскуроченного зева? С чего вдруг утихли его сусальные речи? А какой полёт был! какой масштаб менеджмента! Прорыть вглубь под землю три-пять этажей, слепить сцену в подземелье, пусть артисты, как шахтёры, "уголь" на гора дают! Теперь котлован бульдозеры сравняли…

И мне жаль. Нет, жаль не зарытых в чьи-то карманы миллиардов. Жаль, что не дорыли! Еще бы немного котлован этот расширить и углУбить — и, глядишь, Большой театр провалился бы сквозь землю. Кому он нужен, этот прах преданий о рокайной пышности коронационных торжеств, о гордом звании "ворот страны", о храме горения искусством, об эмблемном, наконец, "Лебедином озере" как жажде по идеалу? От жажды спасает "спрайт". Идеал — прибежище лузеров.

function countCharacters () { var body = document.getElementById ('gbFormBody') if (!body !body.value) return; jQuery('span#gbFormCount').html (body.value.length) if (body.value.length = 2500) body.value = body.value.substring (0, 2499) } setInterval (countCharacters, 500);

1 1 http://top.mail.ru/jump?from=74573

При сегодняшнем состоянии театрального процесса никак не удивляет то, что режиссёры, желающие поддерживать образ "модных" или находящихся "в теме", выбирают для интерпретации классические произведения. В конце концов, произведения так называемой "новой драматургии" настолько отвратительны, что изгадить эти пьесы ещё больше, для "фурора", не представляется возможным, а покуражиться над классикой способен любой недоумок. Гораздо сложнее приходится тем, кто не собирается увеличивать деградацию и несколько иначе видит свою роль в искусстве. Отчасти поэтому труппа Московского историко-этнографического театра обратилась к постановке пьесы по роману Гилберта Кийта Честертона "Шар и Крест". Ведь английский писатель, творчество которого было пронизано религиозностью, является в то же время образцом злободневности, полемичности и погружением в социальный контекст времени.

Спектакль, по сценарию главного режиссёра театра Михаила Мизюкова, возможно, и не желая того, отсылает зрителя к актуальным событиям Российской Федерации. Главного редактора газеты "Атеист" Джеймса Тернбулла вызывает на дуэль житель шотландских гор Эван Макиэн (Николай Антропов). Ситуация вполне соотносится с выставкой "Осторожно, религия" и "отредактировавшими" её алтарниками. Но "атеист", в блестящем исполнении Дмитрия Колыго, слишком обаятелен, не в пример бывшему директору сахаровского центра, для которого 282-я статья УК РФ выглядит слишком благородной. Это не слабость исполнения, а невозможность объять необъятное. С честертоновским редактором богоборческой газеты представители "Народного Собора" могли бы вступить в корректную полемику, Тернбулл вызывает ассоциации с рядом исторических персонажей, на фоне которых самодуровы просто ничтожны.

Закон не поощряет дуэли, и герои отправляются в путь. Беглецы пересекают всю Англию, но не могут прийти к согласию. Встреченный ими крестьянин, в исполнении Павла Суэтина, попов не любит так же, как и атеистов. Не может определить своего отношения к высшим силам и Беатрис Дрейк (Светлана Американцева), хотя она и способна дать пнуть "проклятого полицая" или полюбить искреннего защитника веры. Нет, по мнению Честертона, никакой правды и в островном "ницшеанце", любящего и провоцирующего насилие Мориса Уимпи, сыгранного Антоном Пармоновым. За собственную любовь к насилию — надо отведать тумаков самому. Но у автора, как и у его героев, не получается вырваться за пределы Острова. Иллюзии в отношении "территории чести" Франции (где проклятые синие мундиры не так мешают благородству, как в немытой Британии) не рассеваются. По ходу пьесы Сатана, принявший образ континентальной "науки", заставляет островной парламент принять закон, согласно которому в сумасшедший дом будут сажать не по решению суда, а по решению "разума". Поэтому другой акцент получают даже небольшие роли судьи Вэйна (Сергей Васильев) или Миротворца (Виктор Присмотров). "Правовое государство" невозможно без высокой степени цинизма, что для Честертона было невыносимо. Но даже цинизм (наверное, как рудимент "обычая") не даёт страховки от попадания в сумасшедший дом, который олицетворяет собой "торжество науки", в жернова "карательной психиатрии" отправляются все герои постановки.