Федор Раззаков - Бригада возвращается. Триумф бандитской романтики

Считалось, что Костелло нейтрализовал Дж. Эдгара Гувера и ФБР. Годами Гувер заявлял, что в Америке нет ни мафии, ни организованной преступности. Костелло помогал поддерживать эту идею не взятками, но скорее простым способом подкупа. Директор ФБР был заядлым игроком на скачках. Хотя Гувер играл по-крупному, он утверждал, будто не ставит на один забег больше 2 долларов. Гувер использовал агентов ФБР, чтобы те делали для него ставки в 100-долларовом окне. Через Фрэнка Эриксона, главного букмекера синдиката, Костелло узнавал, когда бежит «горячая лошадь» (на жаргоне мафии, под горячей лошадью подразумевается не та, у которой есть хорошие шансы победить, но та, которая несомненно победит), а затем передавал это сообщение журналисту светской хроники Уолтеру Уинчеллу, общему другу Костелло и Гувера. Уинчелл незаметно передавал его Гуверу...

Каким же было отношение Гувера к букмекерству и азартной игре, которые с отменой «сухого закона» стали главными источниками доходов национального синдиката? «У ФБР, – заявил Гувер, – есть более важные задачи, чем борьба с азартными играми».

После этой договоренности, устраивавшей и Костелло, и Гувера, мафия и организованная преступность продолжали набирать силу...»

Все это до боли напоминает сегодняшнюю Россию, где организованная преступность и власть настолько тесно срослись друг с другом, что это уже никем особенно и не скрывается. Вот почему российский народ в большинстве своем так сильно ностальгирует по Сталину – при нем подобного сращивания криминала и власти не было и не могло быть по определению. Нет, и тогда существовали продажные милиционеры и судьи, однако почти все они ежедневно ходили под дамокловым мечом возмездия, причем очень часто этот меч действительно опускался на их головы (в ГУЛАГе в большинстве своем все-таки сидели люди, конкретно виновные в преступлениях, а не безвинные, как нам об этом сегодня трещит либеральная пропаганда, которая является обычной марионеткой в руках фрэнков костелло российского розлива).

Короче, во взаимоотношениях власти и криминала есть два варианта. Первый – власть жестко ведет себя с криминалом, контролирует каждый его шаг и не дает возможности поднять голову, а попутно так же жестко цензурирует литературу и искусство, не позволяя им драматизировать зло . Второй вариант – власть берет криминал в свои союзники, создавая ему удобную среду для существования как в экономике, так и в культуре, чтобы сообща управлять государством и держать в узде «тупиц» (на русском воровском сленге – «терпил»), то бишь рядовое население. При Сталине у нас был первый вариант, после его смерти власти постепенно пришли ко второму варианту, который существует и процветает до сих пор.

Но вернемся в 30-е годы, когда режим фактически покончил с организованной преступностью, а та ее часть, которая осталась существовать, не доставляла государству и простым гражданам больших хлопот своими действиями. Внутри криминального мира появилась группировка воров в законе – этакие «крестные отцы» по-советски, но эти «отцы» не были встроены в государственную систему (она бы этого не позволила), а существовали от нее автономно. Судя по всему, эта группировка возникла с подачи власти, которая именно в начале 30-х начала переходить к централизованной форме управления и разного рода объединения были ей удобны и выгодны (например, в 1934 году своя «группировка» появилась и у советских литераторов – Союз писателей).

Воры в законе выработали свой «кодекс чести», где черным по белому декларировалось: мы с государством не «контачим». Поэтому «законники» не имели права служить в армии, жениться, даже выписывать газеты они не могли, поскольку не имели постоянного места прописки. Кроме этого, им возбранялось жить в роскоши, из-за чего они называли себя «босяками». Так что с Лаки Лучано или с тем же Фрэнком Костелло, который изысканно одевался и жил в шикарных апартаментах, ворам в законе сталинских времен (а это те же самые времена, когда жили Лучано и Костелло) было не сравниться.

Фактически придушив организованную преступность, сталинское руководство старалось вытравить память о ней из сознания простых людей. Поэтому тогдашние массмедиа ни словом об этом срезе преступного мира ничего не упоминали, дабы не способствовать драматизации зла . То есть НЭП с его капитализацией и пропагандой индивидуализма был похерен и на свет был извлечен гораздо более востребованный в России уклад жизни – коллективистский. В нем не было место герою-одиночке, здесь выше всего ценился тот герой, кто стремился принести пользу всему обществу, то есть коллективист. А герои-одиночки должны были подвергаться принудительной перековке. Вспомним, что в СССР практиковался либерализм противоположного, чем на Западе, типа: если там главенствовал постулат «Человек неисправим», то в Советском Союзе – «Человек исправим силой». Причем не только физической силой, но и силой убеждения. Вот эта сила и стала доминировать в советском социуме с середины 30-х. Как покажет уже ближайшее будущее, сталинское руководство оказалось весьма прозорливым. Не начни оно внедрять в общество идеи коллективизма, то уже в 1941 году советский режим пал бы под натиском орд германских индивидуалистов.

Итак, криминальные фильмы в 30-е годы в СССР сошли на нет, и вместо них стали сниматься шпионские ленты, военные, приключенческие (в литературе одно время выходили книги Л. Овалова о сыщике майоре Пронине, но перед самой войной и они прекратились). И лишь во дворах под гитару блатные тянули свои жалостливые песни – вот и все тогдашнее воздействие криминала на жизнь простых людей. И только после смерти Сталина, с середины 50-х годов, блатную романтику снова начали широко выпускать в массы. В то время Н. Хрущев открыл ворота тюрем и лагерей и на волю вернулись многие зэки, причем не только политические. Вот они и привнесли в жизнь советского социума широкие уголовные традиции.

Вообще в конце 50-х в СССР сложилась ситуация, чем-то напоминающая ситуацию в США начала 30-х, – престиж органов правопорядка оказался значительно подорван. Почему? Набирать туда стали кого ни попадя, поскольку остальные служить там не хотели из-за низких зарплат, не соответствующих степени важности этого института для функционирования государства. Поэтому власти вынуждены были срочно принимать меры к тому, чтобы поднять в глазах народа реноме милиции. Сам министр внутренних дел СССР С. Круглов в марте 1955 года заявил: «Простые люди, любые работники, кого ни спросишь, о милиции и некоторых других органах МВД отзываются очень плохо». Поэтому на поднятие престижа органов МВД были брошены все силы, в том числе и творческие. Было дано такое задание и кинематографу, причем ни о какой драматизации зла речи тогда даже не шло.