Вс. Вильчек - Алгоритмы истории

Так вот она в чем, говоря словами Энгельса, «исключительная удача капиталиста», вот он, тот уникальный, логически верно вычисленный Марксом, но ошибочно отождествленный со свободной рабочей силой товар, который способен который увеличивать стоимость в процессе его использования, потребления: свободное (то есть индивидуально авторское и в то же время отчуждаемое от субъекта, объективно–научное) знание.

Это очень просто понять. Если капиталист купит, к примеру, стометровый рулон бумаги и продаст его затем ста покупателям, то каждому покупателю достанется в среднем метр, то есть одна сотая часть потребительной стоимости рулона. Но купив в виде рукописи некий текст (будь то роман, рецепт лекарства или технологическая идея), капиталист может продать его затем, воплотив в книге, и ста и ста тысячам покупателей: каждому достанется вся потребительная стоимость текста.

В виде особой искусности талантливого ремесленника в производство вводился новый тип знания, разрывающего былую связь между издержками и результатами производства, способного снижать себестоимость, повышая потребительную ценность и, следовательно, стоимость товара.

Наука, ставшая «непосредственной производительной силой» — это и есть новый источник прибыли: прибавочной стоимости, индустриальной ренты, дележ которой и составляет предмет экономических отношений.

Неудача, постигшая Маркса с трудовой концепцией стоимости, имеет логические и исторические причины. Логические заключаются в свойственном прошлому веку определении понятия «труд» — эмпирически–образном, а не строго научном. Слово «труд» имеет два смысла (страшно подумать, что эта двусмысленность слова стоила жизни миллионам людей, «эксплуатировавшим» наемный труд, породила идею замены денег «трудовыми квитанциями», торговли — распределением, то есть стала одной из причин разрухи и гражданской войны, а затем — и «затратного» механизма хозяйствования):

Труд — это простая «физиологическая» затрата энергии, измеряемая длительностью усилий, проработанным временем. Этим обиходным значением слова и пользуется Маркс, хотя теоретически подобная трактовка не является строгой, что обусловлено в конечном счете смещением начала детерминации исторического процесса в трудовой концепции антропогенеза.

— Труд — это производство: опредмечивание той или иной идеи с помощью той или иной энергии и орудий. Поэтому «опредмечивание труда», коим считает Маркс производство стоимостей, — это «опредмечивание опредмечивания», то есть тавтология, а «абстрактный труд» есть не «труд вообще», а «абстрактное», энергетическое начало труда–производства, энергетический источник, которым может быть сам работник, а может животное или механический двигатель.

Однако изначально, то есть на древней стадии развития производства, оба значения слова «труд» практически почти совпадают. «Труд» в его первом смысле может использоваться и в значении «производства». Но не «производства вообще», а исторически определенного — рабского — производства, в котором человек — единственный источник энергии, а производительность — величина практически постоянная, жестко связанная с затратами рабочего времени. Если бы подобное производство оказалось товарным, мы бы имели полное право считать, что коль скоро кувшин обменивается на меру пшеницы, значит, в них заключено одинаковое количество рабочего времени, «простого труда».

Но из сказанного же логически вытекает и то, что классической формулой: «стоимость есть издержанный, воплощенный в продукте труд» — можно пользоваться и в других обстоятельствах, однако — при двух условиях:

а) Если не забывать уточнять, какой именно «труд» мы имеем в виду: такой ли, в котором единственным субъектом информации энергии был сам работник, или такой, в котором он вообще заменен автоматом.

б) Если помнить: не стоимость, а себестоимость (себестоимость и есть издержанный в продукте общественный труд–производство, как и подсчитывают это в своих конторах все экономисты в мире).

Если позабыть внести эти уточнения, то получится, что прибыль, приносимая, допустим, электростанцией, выкачивается из труда нескольких человек, дующихся полдня в домино. Чтобы приносить подобную прибыль Труд действительно должен быть Богом, Владыкой мира, коим и стал из‑за смещения начала детерминации.

Но повторим: «простой труд», который и впрямь мог быть измерен рабочим временем, это исторически определенное — рабское — производство. Теоретически создаваемая им стоимость не может существенно отличаться от себестоимости — издержек рабочей силы. Поэтому обмен здесь должен был совершаться по правилам, близким к «закону стоимости», но прибавочного продукта в обычных условиях такой труд создавать не мог, прибыли при «простом» производстве взяться неоткуда.

Тем не менее в двух случаях и подобное производство тоже могло быть прибыльным, то есть создавать больше продуктов, чем необходимо для воспроизводства рабочей силы: В особо благоприятных природных условиях и в том случае, если рабов добывали, завоевывали, перекладывая издержки воспроизводства на другие народы.

А это много объясняет в исторических основаниях марксовой концепции прибавочной стоимости.

Маркс очень верно называл пролетариев «наемными рабами». Не только в мануфактурном, но и в более позднем, современном Марксу капиталистическом производстве найм был не «свободной сделкой владельца денег с владельцем рабочей силы», а лишь превращенной формой внеэкономического насилия. Плата за труд зачастую не покрывала издержек простого воспроизводства рабочей силы — ее воспроизводила и поставляла деревня, а позже «мировая деревня». Увеличение прибыли было практически невозможно без увеличения численности работников, особенно «простых», неквалифицированных, удлинения рабочего дня и так далее, что тесно привязывало стоимость к трудовым затратам и создавало соответствующую иллюзию, воплотившуюся в трудовой концепции стоимости и прибыли.

Но сегодня, когда наука, пусть и с опозданием на три века, все же признана производительной силой, вряд ли разумно держаться за те пункты «учения», которые были порождены невольной аберрацией мысли, развивавшейся в конкретных исторических обстоятельствах стопятидесятилетней давности. Сам Карл Маркс, наблюдай он зрелое индустриальное производство, безусловно, рассуждал бы иначе. И это не домысел, а утверждение, в обоснованности которого читатель может убедиться воочию…

Читаем:

«Машина обладающая вместо рабочего умением и силой, сама является тем виртуозом, который имеет собственную душу в виде действующих в машине механических законов… Кража чужого рабочего времени, на котором зиждется современное богатство, представляется жалкой основой в сравнении с этой вновь развившейся основой, созданной самой крупной промышленностью… Прибавочный труд рабочих масс перестанет быть условием для развития всеобщего богатства…»