Андрей Колганов - 10 мифов об СССР

Летом 1931 г. было установлено правило, согласно которому натуральная оплата труда в колхозах сверх определенной нормы продуктами не отоваривалась, а оплачивалась деньгами. Это по существу было равносильно введению нормированного продовольственного снабжения колхозников, особенно если учесть финансовые затруднения многих хозяйств, бывших не в состоянии производить сколько-нибудь заметные денежные выплаты. В. Я. Чубарь, Б. П. Шеболдаев, И. Н. Пивоваров выступили на июньском (1931 г.) Пленуме ЦК ВКП (б) за отмену этого решения. Однако их предложение не получило поддержки [243].

В результате сложившейся ситуации осенью и зимой 1931/32 года произошел второй отлив крестьян из колхозов. С 1 января по 20 мая 1932 года из колхозов вышло 593 тыс. хозяйств. К осени 1932 года количество хозяйств, состоящих в колхозах, сократилось с 15,5 до 14,4 млн. Резко усилился неорганизованный переход сельских жителей в промышленность и строительство [244]. Опасение X. Г. Раковского, задававшего в 1930 году тревожный вопрос: «Неужели может случиться, чтобы наша пролетарская власть издала закон, прикрепляющий крестьянина-бедняка и середняка к колхозу, а нашу красную милицию обязывающий ловить на улицах беглецов и водворять их на место жительства?» [245], сбылось. В 1932 году была введена отмененная революцией паспортная система, установившая жесткий административный контроль за движением рабочей силы в городах, а в особенности из села в город, превратившая колхозников в беспаспортное население. Был сделан еще один шаг к «казарменному социализму».

Тревожные симптомы заставили принять хотя бы некоторые меры к исправлению создавшегося положения. ЦКК – РКИ снижала завышенные суммы натур-оплаты за работу МТС, устраняла задержку выплаты денег за сданный хлеб и другие нарушения. Абсолютно нереальный заготовительный план 1932 года, предполагавший получить 29,5 млн т хлеба, несколько раз пересматривался в сторону снижения и в окончательном варианте составил 18,1 млн т. Особенно сильно были сокращены планы заготовок на Украине и Северном Кавказе, которые пострадали от засухи. В постановлении ЦК ВКП (б) и СНК СССР «Об уборочной кампании 1932 г.» отменялись прежние ограничения натуральных выдач по трудодням, вводился определенный порядок авансирования колхозников в ходе уборки.

В результате темп заготовок в 1932 году в целом был выше прошлогоднего. Но в основных зерновых районах – на Украине, Северном Кавказе, в Центральной Черноземной области и Нижне-Волжском крае – трудности предыдущего года не только не были преодолены, но и значительно усугубились. Из-за нехватки семян и фуража для рабочего скота в ходе весеннего сева не были засеяны значительные площади. Урожай оказался крайне низким. Уборочная кампания шла очень медленно – ослабленные оттоком крестьян, падежом рабочего скота из-за бескормицы и головотяпской политикой заготовок, колхозы не справлялись со сбором урожая. Даже к 10 декабря на полях Украины осталось не обмолоченным 10 % хлеба, в том числе в Винницкой области – 30 % [246].

В колхозах, оказавшихся в обстановке крайних продовольственных затруднений и совершенно экономически не заинтересованных в сдаче хлеба, получили массовое распространение попытки решить для себя продовольственную проблему любыми, в том числе незаконными, путями. Широко распространились случаи хищения хлеба, укрытия его от учета, заведомо неполного обмолота, припрятывания и т. д. Делались попытки заранее раздать хлеб по трудодням, провести его как расходы на общественное питание во время уборочной. Колхозники и колхозы стремились вынести хлеб на рынок, поскольку рыночные цены не только превосходили закупочные, но и более чем вдвое превышали розничные цены. По примерным оценкам, оборот колхозных рынков в 1932 году составил 7–8 млрд руб. [247]Разница между заготовительными и рыночными ценами принесла колхозникам значительную сумму (за 1929–1931 гг. – около 4 млрд руб.) [248]. Но эту сумму никак нельзя отнести к чистому выигрышу деревни, поскольку она заведомо не компенсировала потери крестьян от сдачи хлеба государству по ценам, далеко не покрывающим издержки производства.

Низкий темп хлебозаготовок в наиболее пострадавших от засухи районах было решено поднять применением репрессий. Выискивали «организаторов саботажа» хлебозаготовок и отдавали под суд. В районы, которые не могли осилить заготовки, полностью прекращался завоз каких бы то ни было товаров. Отстающие колхозы заносились на «черную доску», с них досрочно взыскивали кредиты и проводилась чистка их состава. Тем самым еще более подрывалось и без того нелегкое экономическое положение этих хозяйств.

Комиссия Л. М. Кагановича, посланная на Северный Кавказ для ускорения заготовок, прибегла к массовым исключениям из партии. В 17 кубанских районах из 716 секретарей станичных парткомов и колхозных ячеек половина была исключена. Многие колхозники арестовывались и высылались. Для выполнения плана вывозился весь хлеб без исключения, в том числе семенной, фуражный и выданный на трудодни. Выполнившие план колхозы и совхозы облагались повторными заданиями по сдаче хлеба [249].

В результате действий комиссии Кагановича было арестовано и выслано несколько тысяч человек. В ходе начавшейся на Украине, Кубани и Нижней Волге чистки партии на Кубани было исключено 43 % из числа проверенных, на Украине – 23 % [250]. М. А. Шолохов, встревоженный этим массовым произволом, обратился с личным письмом к И. В. Сталину. В ответном письме Сталин, признавая неправильными нарушения законности, в то же время оправдывал их саботажем со стороны колхозников [251]. Это была та самая логика, которая превратила пословицы «дыма без огня не бывает» и «лес рубят – щепки летят» в политические стереотипы, решавшие судьбы людей. По мнению Сталина, главное было сделано: город исправно получал хлеб по карточкам. И хотя зимой 1930/31 года в ряде районов прекращали снабжение людей по карточкам, а в 1932 году сократили нормы выдачи хлеба, город все равно снабжался лучше, чем деревня [252].

Валовые сборы хлеба все время падали начиная с 1928 г. (если не считать урожайного 1930 г.), зато росли хлебозаготовки и экспорт. И если в 1930 г. собрали 771,6 млн ц хлеба, а вывезли на экспорт 48,4 млн ц, то в 1931 г., собрав всего 694,8 млн ц, заготовили 228,4 млн. ц., вывезли 51,8 млн ц. Но в 1932 г. при росте сбора до 698,7 млн ц заготовки упали с 228,4 до 187,75 млн ц [253]. Почему же так? Даже и чрезвычайные меры не помогли. Казалось бы, уж вывозили все подчистую, довели Украину, Северный Кавказ, Поволжье и ряд других районов до голода. Пришлось ЦК даже принять в июле 1933 года постановление о перегибах на Дону (по следам комиссии Л. М. Кагановича), выделить весной крупную семенную ссуду для Украины и Северного Кавказа. А все же заготовки оказались ниже уровня прошлого менее урожайного года. Ответ, к сожалению, очень прост: хлеб с бюрократическим упрямством стремились непременно взять именно там, где планировалось, – в основных зерновых районах, сильнее других пострадавших от засухи. Но разве может план хлебозаготовок отступить перед неурожаем?! Хлеб надо взять там, где записано в плане. Неважно, что в других местах его можно взять больше, рабочие в городах тоже перебьются, посидят на сокращенной норме.