Борис Куркин - Очерк и публицистика

Другим же хобби короля была вышивка. Вышивал он и крестиком, и гладью на зависть иным белошвейкам и к восторгу своих набожных подданных.

А еще он дружил с Гретой Гарбо, поучаствовавшей, как и положено звезде первой величины, в шпионских делах. «Снежная Королева» водила дружбу как с датским королем Христианом X, так и со шведским Густавом V, что весьма поспособствовало переправке известного физика Н. Бора из Дании в Швецию, а оттуда в Англию и США, где тот вовсю включился в процесс создания атомной бомбы.

1 сентября 1939 года первые немецкие бомбы упали на Варшаву.

Лондон развлекал слушателей музыкой: в эфире звучал красивый и немного грустный вальс, из Парижа также неслась в эфир музыка — что-то опереточное, веселое, Вена же — как это ни покажется странным — транслировала не вальсы Штрауса, но речь Гесса, обращенную к странам… Африки. Лишь воинственный Берлин передавал записанную на пленку патетическую речь фюрера.

Из Стокгольма также доносились звуки легкой музыки. Прослушав ее, Густав V выключил радиоприемник и посоветовал своему правительству выступить с декларацией о нейтралитете своего королевства.

Следует отметить, что нейтралитет Швеции со времен Ледового перехода М. Б. Барклая-де-Толли был весьма зыбок, а перед Великой (Первой мировой) войной королевство припомнило вдруг все обиды, «чинившиеся ей Россией» со времен Петра Великого и чуть было не вступило в войну на стороне Центральных держав, т. е. Германии и Австро-Венгрии. От такого, прямо скажем, весьма опрометчивого шага Густава V уберегла превентивная мера командующего Балтийским флотом адмирала Н. О. Эссена, отправившего в первые дни войны к берегам королевства эскадру Балтийского флота.

Тем не менее, опасность вступления в войну Швеции на стороне Центральных держав против России сохранялась, и русская военно-морская разведка сравнивала политику Швеции с капризной женщиной, которая в любую минуту может изменить свое мнение в ту или другую сторону.

Декларированный нейтралитет был в одночасье забыт во время советско-финской войны, когда в Швеции был создан Добровольческий корпус, насчитывавший к концу войны 12 тыс. человек. Созданное по случаю «Движение солидарности» требовало даже отправки в Финляндию регулярных войск, однако после энергичных протестов советской стороны шведы от этой идеи отказались. Шведский Добровольческий корпус, как уверяют нас современные шведские историки, не участвовал в серьезных операциях, однако освободил финскую армию от несения караульной службы в обширных пограничных районах Северной Финляндии.

Совершенно иначе повели себя шведы менее чем через месяц после окончания советско-финской войны — 9 апреля 1940 года, когда гитлеровцы оккупировали Данию и вторглись в соседнюю Норвегию.

Тут уже ни один «доброволец» не был послан в Норвегию, где шли бои между немецкими войсками и отдельными частями норвежской армии. Ни одно орудие, — да что там орудие! — ни один патрон не был переброшен через шведско-норвежскую границу.

Сказать, что Швеция была не на шутку напугана решительностью германского фюрера — значит не сказать ничего. И хотя правительство и объявило о готовности защищать свой нейтралитет, военное командование прекрасно осознавало, что обороноспособность страны была серьезно ослаблена переброской значительной части военной авиации, артиллерии, а также всех видов военного снаряжения Маннергейму. Не были ослаблены лишь военно-морские силы и береговая оборона, однако адмиралы и высший офицерский состав был ненадежен, симпатизировал Германии и готовил военный переворот.

Во главе заговора стоял вице-адмирал Тамм. По его приказу военные корабли, вошедшие в фиорд, соединяющий Балтийское море с озером Маларён, на котором расположен Стокгольм, должны были высадить в ночь с 10 на 11 апреля десант, в задачу которого входил арест премьер-министра Ганссона и его правительства. В свою очередь, офицеры столичного гарнизона должны были оказать морякам помощь, блокировав военное министерство, полицию и верные правительству части.

Заговор, однако, не удался: узнав о нем, англичане проинформировали начальника контрразведки, а тот доложил начальнику генерального штаба.

Премьер-министр, получив сообщение о заговоре, тут же информировал короля. Было принято решение арестовать вице-адмирала Тамма и близких ему морских офицеров. Были произведены аресты и среди офицеров стокгольмского гарнизона.

Если политическая обстановка в Швеции относительно нормализовалась, то экономическое положение страны резко ухудшилось: полностью прекратилась торговля с западноевропейскими странами и Америкой. Торговые суда либо застряли в портах воюющих держав, либо были поставлены на прикол у шведских пристаней. Экспорт шведской железной руды, шедший через Нарвик, полностью прекратился. Лесная и целлюлозная промышленность северной Швеции, работавшая на Англию и США, остановилась. Внешняя торговля Швеции, игравшая значительную роль в ее экономике, сократилась за две недели германского вторжения в Скандинавию на 60 процентов. Финансовое положение страны стало отчаянным.

Шведскую элиту охватили чемоданные настроения. Первым сбежал из Стокгольма и из Швеции один из самых богатых ее жителей — крупный миллионер-промышленник Веннер-Грен. За ним последовали члены семьи миллионеров Бонниер. А банкиры Валленберги уже давно наслаждались гостеприимством далекой от войны Америки. Миллионеры, банкиры и дельцы помельче покинули столицу, надеясь избежать бомбежек, спрятавшись в мелких городках или поселках. Большинство из них направилось на север Швеции, к финской границе и в Финляндию — поближе к берлоге русского когтистого медведя. Теперь даже они поняли, что получившая советские гарантии безопасности Финляндия стала самым спокойным местом, где можно было действительно не бояться неожиданных бомбардировок или вторжения иностранных войск.

И вот настало 22 июня 1941 года.

Казалось бы, нейтралитет, как и дворянство, обязывает. Однако в этот же день немцы потребовали согласия на транзит через Швецию немецких войск, следовавших из Норвегии в Финляндию на северный участок советско-германского фронта. И король Густав V, грозя правительству отречением, вынудил его пропустить гитлеровские войска. В нарушение всех норм нейтралитета и Гаагских конвенций. Одним словом, «нейтралитет» был истолкован отчего-то в пользу Германии и в ущерб СССР и мог быть выражен простой и незатейливой формулой: «нашим, но не вашим».

Так что блокадой Ленинграда мы обязаны в числе прочих и шведскому королю.

Именно так.

Разумеется, интрига была гораздо глубже, однако по форме все выглядело так, что правительство убоялось отречения своего горячо обожаемого монарха и пошло на откровенное нарушение международно-правовых норм, регулирующих поведение нейтрального государства во время вооруженного конфликта.