Виктор Салошенко - Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

4

По сегодняшним оценкам, выражаясь языком конъюнктурной политологии, Воротников никогда не был харизматической личностью. Быстрее всего, к его характеру, образу мыслей и взвешенных, неторопливых, но последовательных действий, подходило иное определение, бытующее в партийной и управленческой среде — системник, центрист, исповедующий заведомо ортодоксальные, выдержанные в канони зированных традициях партии взгляды, но все же не ярый ортодокс, не способный принять новые повороты в развитии как партии, так и общества в целом. Думается, что Воротников весьма искренне воспринял горбачевскую перестройку: недаром одно из его интервью отечественной и зарубежной прессе недвусмысленно называлось «Россия, открытая перестройке». Он видел в ней мучительную и противоречивую, но все же необходимую, как не раз выражался Горбачев, «необратимую модель» развития общества. Другими словами, Воротников был личностью ясного, живого ума и абсолютной практической целесообразности. Его зачастую раздражали пустопорожние и, как ему казалось, бесперспективные и схоластические рассуждения, он был человеком дела и, быстрее всего, человеком конкретных и вполне понятных окружению и народу поступков.

Не в пример некоторым партийным лидерам, в том числе и на Кубани, Воротникова трудно представить в роли эдакого «теоретика», разглагольствующего на различные, пусть даже спорные темы. Он был предельно рационален в выборе форм и методов своих действий. То есть, являлся разумным прагматиком. Вместе с тем, он был личностью государственного масштаба, склонной в потенциале к осуществлению дерзких и грандиозных проектов. Одним из первых крупномасштабных замыслов нового первого секретаря крайкома партии стал оригинальный, почти фантастический проект, предложенный Воротниковым: развернуть город Краснодар к реке Кубани.

Думается, что подобный «сюжет» был навеян прежней работой в Воронеже, где город действительно начинается с рукотворного «моря» и, конечно же, почерпнут из опыта почти четырехлетнего пребывания на Кубе.

Вечерами Воротников частенько пешком из дому, — жил он на Пушкина, 11, в большом и, по тем временам, престижном доме, — спускался к набережной, как называют краснодарцы — Старому Затону и, щуря глаза, подолгу всматривался в очертания Кубани, пытаясь, видимо, в воображении соотнести свои замыслы с существующей реальностью.

Ранее на небольшом «адмиральском» пароходике он предпринял прогулку по Кубани. Увидел её излучины и спокойное, местами мощное течение; большую темно — зеленую глубину и неповторимое ожерелье из дачных участков с раскидистыми фруктовыми деревьями, ароматно пахнущими кустарниками; рыбаков, терпеливо ждущих своей удачи и, наконец, кубанскую степь, неторопливо проплывавшую по обе стороны трудяги — пароходика. Затем пошли рисовые чеки, купола силосных башен, небольшие жилые дома, крытые черепицей и шифером, внутри и вокруг которых сновали неразличимые, но, как показалось Воротникову, в чем‑то близкие и родные ему люди.

Образ города — столицы Кубани, берущего свое начало с реки, не давал покоя разыгравшемуся воображению Воротникова. Просматривая и азартно участвуя со специалистами в обсуждении проектных вариантов будущей застройки, он в полной мере отдавал себе отчет в громадных объемах капитальных вложений и сроках воплощения задуманного.

Было бы любопытно проследить за ходом осуществления задумки Воротникова, отведи судьба ему хотя бы несколько лет работы в крае.

Внимательно наблюдая за действиями Кремля, Виталий Иванович нередко ловил себя на мысли о быстротечности своего пребывания на Кубани, понимая, что данный высокий партийный пост, возможно, являлся лишь трамплином к чему-то большему, когда‑то им несправедливо утраченному.

По своим профессиональным пристрастиям Воротников являлся чистым технарем. Инженерная жилка пульсировала в нем и, бывая на заводах, особенно связанных с металлоемким производством, он обнаруживал глубокие профессиональные познания в технологии.

Еще бы, ведь он прошел практически все ступеньки инженерно — технической работы: был учеником слесаря, затем слесарем паровозостроительного завода. После эвакуации в Куйбышев с октября 1942 года он работал на авиационном заводе сначала контролером ОТК, затем (после окончания авиационного техникума) технологом, начальником техбюро, начальником цеха. С 1955 года — парторг ЦК КПСС — секретарь парткома, начальник ОТК — главный контролер авиационного завода. Посему его суждения о режимах резания и сверления, фрезеровке металла и его сопротивляемости на скручивание или изгиб, способах сварки и ковки, художественном литье или переработке отходов цветного лома были безупречны.

Все шло от завода, где начинал свою трудовую биографию будущий Член Политбюро ЦК КПСС. Родился он в рабочей семье. Отец был токарем на машиностроительном заводе в Воронеже. Впрочем, предоставим слово самому Воротникову, давшему интервью, которое было напечатано 5 сентября 1989 года в газете «Советская Кубань»: «Рано я остался без отца — он умер в 1937 году по болезни. В 1940 году 32*

поступил учиться в Воронежский авиационный техникум. Но война прервала учебу, пошел работать слесарем на Воронежский паровозоремонтный завод имени Дзержинского. Вскоре началась эвакуация, и я переехал в Куйбышев. Там поступил на авиационный завод и до 1960 года работал на этом заводе. Окончил техникум, потом институт. Прошел путь от рабочего до парторга Центрального Комитета партии на этом заводе…»

Потом он работал в областном комитете партии, заведующим отделом оборонной промышленности, секретарем обкома партии, председателем Куйбышевского облисполкома. В 1971 году был избран первым секретарем Воронежского обкома партии, а в 1975 году выдвинут на пост первого заместителя Председателя Совета Министров Российской Федерации».

5

Какой последовательный и, вне всякого сомнения, стремительный взлет бывшего авиационного инженера! Что крылось за этим? Везение? Удача? Несомненные способности организатора? Или просто счастливое сочетание одного, другого и третьего? Скорее всего, Воротников, вступивший в партию в 21 год, к тому времени уже являлся сложившейся личностью, внутри которой находилось то, что впоследствии определяет и характеризует эту самую личность — некий нравственный стержень, включающий и силу воли, и ясный ум, и внутреннюю порядочность и, безусловно, прекрасную ориентацию в обозримом (читай — политическом) пространстве.

Мне представляется, что не случись та кремлевская интрига, жертвой которой стал Воротников, на вершине партии вполне мог появиться один из честных и дальновидных политиков. Видимо, Брежнев данным шагом упрочил чьи‑то позиции в Политбюро. Вполне возможно и другое: сместив Воротникова и отправив его в политическое небытие (так можно назвать применительно к Воротникову назначение на дипломатическую работу), вождь навсегда отрезал ему путь наверх.