Уистан Оден - Стихи и эссе

У прирожденной сиделки родня
Больше болеет день ото дня.

Изменяет мне терпенье
В моих личных отношеньях:
Мало в них хорошего,
И стоят мне недешево.

Я за свободу стою, ибо цензору не доверяю.
Сделавшись цензором сам, о, как я стал бы суров!

Когда здоров он или рад,
Она ему устроит ад,
Но встанет каменной стеной,
Когда он слабый и больной.

Иных, не внемлющих уму,
Их действия погубят;
Иные гибнут потому,
Что действовать не любят.

Пусть в почет войдет навек
Вертикальный человек,
Всеми чтим и так тотально
Человек горизонтальный.

Частный тип
В публичном месте
Выглядит скорей на месте,
И милей, сказать по чести,
Чем чиновник в частном месте.

Птичьи беседы всегда
Сообщают так мало,
Но так много значат.

Из всех зверей
Лишь человек имеет уши,
Не выражающие чувств.

В минуты радости
Все мы хотели б иметь
Хвост, чтоб вилять им.

Стыд старения
Не в том, что желание гаснет,
(Кто сожалеет о том,
в чем ему нету нужды?) — а в том,
что нужно сказать другому.

Девиз тирана:
Все, что Возможно —
Необходимо.

Красота, проходящая мимо,
Еще восхищает его,
Но он больше не должен
Оборачиваться вослед.

Судит ли нас Господь
По тому, как мы выглядим внешне?
Подозреваю, что да.

Сегодня две песни просились, чтоб я записал их:
Прости, уже нет, дорогая! Прости, мой дружок, еще нет!

В зеркало смотримся мы, чтоб дефект отыскать исправимый,
Неисправимые нам слишком известны итак.

Бог не вяжет узлов,
Но может, если попросят,
Легко развязать их.

Мечта поэта: быть
как сыр — местным,
Но ценимым в других местах.

В нее выходит будущее черни,
Загадки, палачи и звон оков,
Ее Величество не в настроенье,
Иль шут, водящий за нос дураков.
Великие в ней зрят во тьме вечерней,
Что, так шутя, впустила в сумрак свой,
Вдову с усмешкой миссии святой,
Потопа волны в ярости пещерной.
Мы с ней ведем войну, когда боимся,
И бьемся об нее, коль смерть настанет:
Вдруг распахнется и Большой Алисе
Страна Чудес предстанет, вся из роз,
Но огорчит ее до моря слез
Одним лишь тем, что маленькою станет.

1.
В ту спальню не пройдет горящих окон свет;
В ней слух его ловил с волненьем полдня звень:
Где множатся луга и мельницы уж нет,
Но мелят жернова любви ушедшей тень.
Напрасно он вздыхал с усталостью пустой
О храме, где святых отринули давно,
О сломанных мостах, о зелени густой
Вокруг руин, где зла наследство сожжено.
Забыть ли детских лет стремленье взрослым стать
И стены школ, где жить и лгать учили нас.
Сказал бы правду он, хоть сам в нее не вник,
Что все вокруг него, насколько видит глаз,
Теперь, как и всегда, — одна лишь благодать:
Желанный дом отца и матери язык.

2.
В ту спальню не пройти горящих окон свету;
В ней слух его ловил с волненьем полдня звень:
Где множатся луга и мельницы уж нету,
Но мелят жернова любви ушедшей тень.
Напрасно он вздыхал с усталостью давящей
О храме, где святых отринули давно,
О сломанных мостах, о леса темной чаще
Вокруг руин, где зла наследство сожжено.
Забыть ли детских лет стать взрослым устремленье
И стены школ, где жить и лгать учили нас.
Открыл бы правду он, хоть сам в нее не вник,
Что все вокруг него, насколько видит глаз,
Теперь, как и всегда, — одно лишь умиленье:
Желанный дом отца и матери язык

Время ничего не скажет, я же тебе замечу,
Одно только время знает цену наших затрат;
Я же, увы, не знаю и я тебе не отвечу.

Если б могли мы плакать, слыша клоуна речи,
Если б могли споткнуться от чьих-нибудь серенад,
Время ничего не скажет, я же тебе замечу.

Нету такой удачи, которую я отмечу,
Ибо люблю тебя больше, чем я узнать бы рад,
Я же, увы, не знаю и я тебе не отвечу.

Ветры должны подуть откуда-нибудь под вечер,
Не объяснить, почему с дерева листья летят;
Время ничего не скажет, я же тебе замечу.

Возможно розы дейстительно желают расти вечно,
Наверно виденья эти с нами остаться хотят;
Я же, увы, не знаю и я тебе не отвечу.

Положим все львы вдруг встанут, чтобы уйти далече,
И убегут — не останется ни ручейков, ни солдат;
Разве нам время скажет? я же тебе замечу:
Я же, увы, не знаю и я тебе не отвечу.

Глядя на звезды, нетрудно понять,
Что им с высоты на меня наплевать,
Но от безразличия все ж потерь
Меньше несет человек или зверь.

Что будет, если зажжется звезда
С жаром, что нам не вернуть никогда?
Коль равной любви быть не может с ней,
Пускай буду я, кто влюблен сильней.

Простой почитатель, каков я есть,
Звезд, не знающих брань и месть,
Глядя на них, я не замечал,
Что хоть по одной ужасно скучал

Когда бы исчез всех звезд хоровод,
Я б научился глядеть в небосвод
Пустой, возвышаясь тотальной тьмой,
Хотя это заняло б год — другой.

Погрузись, любовь моя,
В зыбкие мои объятья;
Время, страсть испепелят
Чад задумчивых своих
Красоту и сон могильный
Их докажет эфемерность:
Но до самого рассвета
Будь со мной, творенье жизни,
Смертным, грешным, но по мне
Всеобъемлюще прекрасным.

Дух и тело безграничны:
Разделяющим любовь
На ее роскошном ложе
Через обморок любовный
Шлет Венера образ смерти,
Сплав ее расположенья,
Вечной страсти и надежды,
Пробудить через прозренье
Среди льдов, снегов и скал
Дух отшельника святого

Верность и определенность
С боем полночи проходят
Словно колокола звоны,
Ропщут модные безумцы
Монотонно и надсадно,
Каждый фортинг в кошельке,
Зло, что им гадали карты,
Подлежат оплате, но
Ни с единой мыслью, вздохом
Не хотят они расстаться.

Красоты виденье гаснет:
Пусть рассвета дуновенье,
Близ твоей мечты повеяв,
Став сладчайшим днем блаженства,
Сердца стук благословит.
Миром смертным будь доволен;
Полдня жар питаем силой,
Что не терпит произвола,
На виду любви людской
Пусть исчезнут язвы ночи.