Уистан Оден - Стихи и эссе

В своих забавах

Не опускался никогда на дно,

Но, как дельфин, резвясь, всплывал наверх.

Акт V, сцена 2.

Тем не менее, вода становится его погибелью. Антоний стремится в море, но не в силах над ним властвовать.

Природа трагической вины в "Антонии и Клеопатре". Критики часто сетуют, что эта пьеса не "трагична" в строгом смысле слова, так как Антоний и Клеопатра пассивны. Происходящее не зависит от их воли, они в ловушке — здесь, якобы, есть место для жалости, но не для трагедии. Мне кажется, что это утверждение не вполне справедливо. Верно, что трагическая вина в "Антонии и Клеопатре" не принадлежит к традиционным, строго очерченным разновидностям драматических пороков, но этим и обусловлена потрясающая мощь пьесы. Мы видим злобу и честолюбие Ричарда III, невежество Ромео и Джульетты, уныние Гамлета, честолюбие Макбета, родительский эгоизм и требовательность Лира, гордыню Кориолана, непомерную жажду признания Тимона Афинского и ревность' Отелло. Все это — чистые состояния естества: в своих крайних проявлениях они относятся к компетенции уголовных судов и психиатрических клиник. Маловероятно, что мы с вами впадем в такие же состояния. Иногда мы способны ощущать схожие чувства, но эти люди, по правде говоря, ведут себя глупо. Мы вряд ли станем убивать своего гостя на званом обеде или выбегать из дома в бурю. Людей, совершающих такие поступки, мы считаем помешанными. О таком поведении мы читаем в газетах. Напротив, трагическая вина Антония и Клеопатры имеет всеобщий характер и всегда нам присуща — это суетность, то есть жажда успеха, любовь к удовольствиям, к искусству, к самим себе и, наоборот, страх скуки, поражения и ошибки, страх выглядеть смешным и страх смерти. Если у Антония и Клеопатры более трагическая судьба, чем у нас с вами, так это потому, что они достигли гораздо больших высот, чем мы, а не потому, что отличаются от нас по существу. Как в стихотворении "К Антее" пишет Геррик: "Пришла пора, и свечи потускнели" [534]Приходит день, и бог Геркулес покидает каждого из нас. В любую минуту мы можем поддаться наваждению, например, страсти к человеку, который нам не нравится, но которого по тем или иным причинам мы не в силах оставить. Все мы знаем о романах в конторах, музеях и литературных обществах. Наконец, все мы стареем и умираем. Трагедия не в том, что это происходит, а в том, что мы не хотим этого принять.

Следовательно, в "Антонии и Клеопатре" содержится великое разнообразие опыта. Прочитав пьесу, историк, возможно, посетует на неуместность рассказа о любви, драматург классической школы — на неуместность исторических деталей, театральный режиссер — на избыток мелких сцен. Но Шекспиру нужна такая широта, чтобы показать соблазны мира, настоящего мира во всех его царственных обличьях, во всей его славе. Для пьесы существен панорамный охват. Замечание Паскаля о том, что "Если бы нос Клеопатры был покороче, лик земли был бы иным" [535],— историческая нелепость, и Шекспир доказывает это, воссоздавая в пьесе политический конфликт. Верность и предательство, осторожность и безрассудство — в действующих лицах есть все человеческие качества. Единственное, чего вы не найдете в "Антонии и Клеопатре", — это простодушия. Персонажи могут гневаться, но их невозможно возмутить или удивить. Искушен даже простолюдин, приносящий Клеопатре змею.

Почему в "Антонии и Клеопатре" такая хорошая погода? В других пьесах природа отражает людские пороки или вражду но в "Антонии и Клеопатре" важно, чтобы мир предстал бесконечно желанным и прекрасным. Мир этот купается в потоках ослепительного света. В последних пьесах Шекспира природные бури символизируют страдания, через которые происходит искупление. Трагедия "Антония и Клеопатры" — в отказе от страданий. Как заметил Кафка: "Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать" [536]. Великолепие поэзии передает великолепие пространства пьесы, и неслучайно здесь то и дело встречаются слова "мир" и "вселенная". "С улыбкой ты вернулся из силков / Большого мира?" (IV. 8) — вопрошает Клеопатра. Но Антоний пойман в ловушку. То, что Цезарь называет "доблестной слабостью" и "красотой" умершей Клеопатры (V.II) — это и есть мир, так или иначе завлекающий в сети всех нас. Мораль пьесы достаточно проста, она та же, что в "Троиле и Крессиде" Чосера — вспомните Троила, иронично взирающего на мир из восьмой сферы. Шекспир показывает мир без притворства, без чванливого пренебрежения к чему-то недоступному, без заявлений о том, что мир, дескать, не алмаз, а мишура. Невозможно показать, что мир губителен, не изобразив его во всей пленительной красе. Если бы пришлось сжечь все пьесы Шекспира кроме одной, — к счастью, в этом нет необходимости, — я бы оставил "Антония и Клеопатру"

9 апреля 1947 года

С "Кориоланом" творится что-то странное. Пьесу обожают критики, публика, по крайней мере в англоязычных странах, встречает ее довольно прохладно, и в то же время это одна из наиболее популярных шекспировских драм во Франции. Например, г-н Генри Норман Хадсон, один из самых скучных критиков, говорит, что в этой пьесе мы наблюдаем Шекспира в расцвете творческих сил. Мидлтон Мюрри считает "Кориолана" "куда более глубокой драмой Шекспира, чем 'Король Лир'" Томас Элиот пишет, что " 'Кориолан', быть может, не столь 'интересен', как 'Гамлет', но, наряду с 'Антонием и Клеопатрой', эта пьеса — величайшая творческая удача Шекспира" [537]Уильям Хэзлитт называет "Кориолана" великой политической пьесой и утверждает, что каждый изучивший ее "может не утруждать себя штудиями 'Мыслей' Берка, 'Прав человека' Пена или записей прений обеих палат парламента со времен Великой французской или нашей собственной революции".

Пьеса поддается инсценировке лучше, чем большинство зрелых трагедий Шекспира. Роли Гамлета и Яго, по большей части, не годятся для воплощения на сцене, да и "Король Лир" от этого не выигрывает. Таким образом, среди трагедий зрелого периода остаются только "Макбет" и "Юлий Цезарь", но в "Юлии Цезаре" эстетический интерес не сосредоточен на одном герое. "Кориолан" обращается вокруг одного героя, пьеса хорошо построена и не выходит за рамки актерских возможностей. Шекспиру пришлось пойти на некоторые жертвы. Персонажи не столь захватывающе интересны, как Гамлет или Яго. Поэзия более сдержанна, в ней меньше блеска. Кроме Виргилии, которая, в основном, молчит, в пьесе, по существу, нет положительных героев. Все это не значит, что пьеса недостойна внимания. Язык в ней необычайно изящен, хотя и сдержан. В "Кориолане" встречаются непереводимые строки, но, прислушавшись к некоторым стихам, мы поймем, почему эту пьесу легче переводить на французский, чем большинство драм Шекспира, и почему французы увлечены ею. Примером может служить возглас Кориолана, когда он, прощаясь, обнимает Виргилию: "Твой поцелуй, / Как мщенье, сладок, как изгнанье, долог!" [538](v.3). Другой пример — прекрасный куплет, который произносит Волумния, описывая яростную мощь сражающегося Кориолана: