Итоги Итоги - Итоги № 29 (2012)

У них тогда роман активно развивался. Эверт была красой и гордостью Америки, вот сын президента США и начал за ней ухаживать. Те двое мужиков сзади оказались секьюрити. А я так некстати влезла (смеется)… Но все равно у них ничего не получилось, они вскоре расстались.

Я вообще всегда была языкастая. Помню, как-то выступала на турнире в Сиэтле. Играла успешно, дошла до полуфинала и там уступила как раз Крис Эверт. У меня постоянно брали интервью, и я каждое утро с удовольствием просматривала прессу. Приятно же про себя хорошее читать, правда? Перед полуфиналом открываю газету, и настроение мгновенно падает. В статье говорится: мол, Морозова везде ходит с двумя кагэбэшниками в черных костюмах и галстуках. Перед каждым матчем ей звонят из Кремля с подробными инструкциями, что и как надо делать. Я просто обалдела… Прихожу после поражения на пресс-конференцию, меня спрашивают: почему, дескать, играла неважно? «Понимаете, какая штука, — начинаю на голубом глазу. — До этого мне каждый день звонили из Кремля и говорили, что делать. А сегодня наш сеанс общения не состоялся. То ли проблемы со связью, то ли еще что…» Смотрю, репортер, который ту статью написал, то краснеет, то бледнеет. Журналисты в зале — вповалку: все сразу поняли, что это розыгрыш. После пресс-конференции подходит директор турнира, извиняется: «Понимаешь, мы это специально сделали, чтобы подогреть интерес к твоему выступлению». «Вот и я тоже подогреваю интерес», — говорю ему в ответ.

— Заметка про двух кагэбэшников не так уж далека от правды. Не секрет, что все советские делегации сопровождались людьми из компетентных органов. Теннисисты не были исключением?

— Мы тогда выезжали за рубеж вдвоем-втроем, постороннего в малочисленную команду просто так не включишь. Поэтому в теннисе функции присматривающего обычно выполнял кто-то из тренеров или игроков. Эти люди давали соответствующую подписку и потом докладывали что и как. Я могу предположить, кто этим занимался, но не хочу называть имена — многие еще живы. Один раз, правда, с нами в Англию поехал переводчик, про которого мы точно знали, что он откуда надо. Каждый день нам показывали, что мы находимся под колпаком. Оставишь утром ракетки в номере, а вечером находишь их переставленными. Или сложишь джемпер на стуле одним образом, а к вечеру его кто-то уже переложил. Спустя много лет выяснилось, что за нами присматривали спецслужбы тех стран, куда мы приезжали на турниры. Знакомые, работавшие директорами соревнований, признавались: они были вынуждены докладывать о нас по инстанциям. Каждый день писали в свои органы, что делали и с кем встречались советские теннисисты. Таким образом, мы находились под перекрестным контролем.

— У вас был вариант остаться за рубежом?

— Американская теннисистка Билли Джин Кинг, с которой мы дружили, уговаривала меня эмигрировать в США. Было конкретное предложение, да и я к тому времени уже понимала, что творится в стране, «Архипелаг ГУЛАГ» читала. Но мыслей остаться за границей не появлялось. Ну, скажем, была бы я не четвертой ракеткой мира, а, например, второй. Зато у мамы случился бы инфаркт, муж у меня военный — с него или погоны бы сняли, или в самый дальний гарнизон отправили. Зачем мне это?

Правда, был и еще один вариант. Как-то все через ту же Кинг поступило приглашение выступать за клуб «Филадельфия фридомс». Билли Джин там была первой ракеткой, а одним из главных спонсоров команды являлся знаменитый певец и музыкант Элтон Джон. Мы с ним, кстати, несколько раз общались в Америке на показательных матчах. Такой переход можно было организовать легально. Когда я вернулась в Союз, поговорила на эту тему с теннисными руководителями, но они отмахнулись, хотя государство могло получить от этой поездки немалую пользу: американцы предлагали мне хорошую зарплату в твердой валюте. По тогдашним советским законам львиная доля этой суммы уходила в казну, самому работнику оставляли крохи.

— Призовые деньги за победы на теннисных турнирах делились таким же образом?

— Расскажу такую историю. В 1973 году Метревели играл в финале Уимблдона против чеха Яна Кодеша. Так вот, когда Алик вернулся в Москву и пошел в Спорткомитет отчитываться за командировку, выяснилось: он должен государству еще около 15 фунтов. По старым законам помимо государственной доли из призовых денег вычитали еще и суточные. Вот Метревели после своего успеха и оказался в должниках. За выигрыш турнира тогда платили примерно 500 долларов, за выход в финал — около 300, за полуфинал — 200—250. Плюс еще какая-то мелочь набегала за пару. В итоге после вычета суточных я умудрялась что-нибудь себе купить — туфли или платье. В отличие от некоторых коллег передо мной не стояло задачи привезти пятнадцать магнитофонов, реализовать их и заработать на этом. Хотя время от времени выгодные варианты возникали, не скрою. Как-то, например, предложили доставить в Москву 250 косыночек для последующей реализации. К счастью, я выезжала за рубеж чаще, чем другие, и могла обеспечить нормальными вещами свою семью. Да и зарплату я получала более чем приличную: ставка члена сборной СССР составляла 370 рублей в месяц.

Вообще же челночный бизнес в то время был поставлен на широкую ногу. Занимались им не только спортсмены, но и артисты, музыканты — все те, кто более или менее регулярно бывал за границей. Мой друг из Большого театра рассказывал, как у них было организовано дело. Когда они приезжали на гастроли, весь город разбивался на квадраты, которые закреплялись за каждым из членов труппы. Они их прочесывали, а потом рассказывали друг другу, где что продается. Через пару дней весь театр знал, где можно выгодно ухватить ткань, а где — дамские сапожки. Осуждать за это людей, мне кажется, трудно. Для многих это была вторая работа, иначе бы они просто не выжили. У премьеров в балетной труппе зарплата была хорошей, а сколько получал в том же Большом театре массажист? 110—120 рублей в месяц.

— Правда ли, что большим вашим поклонником был министр обороны СССР Андрей Гречко?

— Гречко вообще очень любил спортсменов — Иру Роднину, Валеру Харламова… Когда я перешла из «Динамо» в ЦСКА, мы с ним часто играли в теннис в паре. Он терпеть не мог проигрывать. Однажды это все-таки случилось, так его адъютант позвонил в ЦСКА: «Что вы там натворили? Андрей Антонович в таком ужасном настроении, война может начаться!» Это была, конечно, шутка. Однако она показывает, насколько серьезно воспринимал министр обороны свои занятия теннисом.

Обычно я всегда знала, будет ли Гречко на тренировке. Если он собирался приехать, вдоль Ленинградки, начиная от стадиона «Динамо», выстраивались люди из службы охраны, следившие за ситуацией. Как-то раз еду на корты, чувствую, что-то не то. Оцепление начинается уже на Маяковке, охранники стоят чуть ли не через каждые десять метров. Приезжаю, вокруг — одни черные ЗИЛы. Выхожу на площадку, мне шепчут: «Будет момент, нужно сыграть так, чтобы Андрей Антонович предстал в наилучшем виде». До окончания нашего матча остается минут пятнадцать, вдруг в зал входит весь генералитет Вооруженных сил СССР. Трибуны на корте ЦСКА маленькие, половина сразу оказалась занята серыми мундирами и красными лампасами. Тут мы накидываем Гречко свечу, он эффектно гасит ее смэшем, в зале — буря аплодисментов. Оказалось, министр обороны предписал всем высшим офицерам сдавать обязательные физические тесты, как в Америке. И вот в этот день генералы отправились на площадки ЦСКА заниматься физкультурой, а потом пришли ему доложить. Андрей Антонович же решил на собственном примере устроить им представление, которое должно было еще больше убедить подчиненных в пользе спорта.